А потом я увидел в дальнем конце коридора лицо, женское лицо, и протянутые ко мне руки.
– Диалог, – прошипел Клови, и я начал импровизировать.
– Привет, бэби, ты тоже играешь в этом маленьком эпизоде? Ты ждешь, красотка, именно меня, а я спешу к тебе по этому коридору, спешу сломя голову.
Естественно, я имел в виду, что это просто те слова, которые приходят в голову, потому что они запишут диалог потом, но я как-то увлекся и не заметил, что подошел к краю коридора. Дальше пол обрывался. Впрочем, этого я и не мог заметить, потому что дым, покрывая поверхность пола, доходил мне до лодыжек.
Публика считает, что, когда профессионалы снимают кино, они предвидят каждое движение. Вот и я смело шагал вперед, и вдруг я уже ни на чем не стоял, а куда-то падал.
Париж полон мест для любого настроения. К Эйфелевой башне я шел по авеню де Сюффрэн, мимо Военной Академии и затем по Марсову полю. В парке я нашел скамейку и сел.
Чистота и упорядоченность французских парков настраивают на логическое мышление. Красиво подстриженная зелень, пляшущие в лучах полуденного солнца пылинки и девочки в бело-серой школьной форме. Здесь можно поверить, что бог говорит по-французски, и стать склонным к иронии.
Несмотря на погруженность в собственные мысли, я постепенно начал осознавать присутствие старого джентльмена, сидевшего на скамейке рядом со мной. Это было удивительно, но, по правде говоря, меня не поразило, когда я обнаружил на его напудренном парике черную фетровую шляпу старинного фасона. Он был одет в двубортное бежевое пальто с двумя рядами блестящих пуговиц, серебряных или оловянных. Еще один мимолетный взгляд подтвердил, что на нем зеленые атласные бриджи до колен, а ниже – сизо-серые шелковые чулки, уходившие в забавные черные туфли с квадратными пряжками из белого металла.
– Да, смотрите как следует, Хоб, – проговорил старый джентльмен. – И потом избавьтесь от меня с помощью одного из своих искусных умозаключений.
Я вздрогнул, потому что знал: наступило время испытания, и пришло оно раньше, чем я успел по-настоящему подготовиться. Я медленно выдохнул и повернулся к нему.
– Всегда рад встретиться с настоящей аномалией, – сообщил я. – Я сам недавно чувствовал себя немного нереальным. У вас есть имя?
– У меня много имен, – ответил он поддразнивающим тоном. – Но я дам вам ключ – назову два из них. Иногда я известен как доктор Дада, и я близкий друг Зигфрида Сюрреаля. Вы сами прекрасно знаете, что Второй Сюрреалистический Манифест все еще заставляет упражняться мозги мужчин. Вы вполне обоснованно подозреваете, что истинная природа бытия с трудом поддается изучению таким туповатым инструментом, как разум англосаксов. В прозаическом мире ваш собственный здравый смысл осуждает вас и ваши поступки, но вы знаете, что здравый смысл – главный враг, и вы приехали во Францию, чтобы найти оружие для своей великой борьбы с реальностью. Признайтесь, Хоб, вы приехали сюда, чтобы поговорить со мной.
