— Странно, — тихо сказал командующий.
Действительно странно, но что именно странно, Сейберт понять не мог.
— Пестовский умер от эпидемической желтухи, — сказал Григорьев, новый флагманский минер. — У нас такая болезнь. Умирают в три дня.
— А Клавдия Васильевна?
— Уехала.
— Одна? — Сейберт схватился за стул. Как могли они её отпустить? Она совсем ребенок.
— Нет, не одна, — издалека сказал командующий. — С портовым механиком Поповым. Идите спать, Сейберт.
Кают-компания «Костромы», узкое лицо с золотыми кудрями. Горелка, гитара и примус — всё так близко и отчетливо. И вдруг столб огня и воды. Оторванная рука Пинчука. «Обмой мне наружность». А тех на «Революции» он сам расстрелял бы... Клавочка? Но разве можно думать о любовном и разве смерть одного страшней всех других смертей?
— Безразлично, — сказал он вдруг.
— Идите спать, Сейберт, — еле слышно повторил командующий.
— Есть. Иду спать. — Повернулся и на негнущихся ногах пошел к страшно далекой двери.
