Спящий варвар | страница 2
Поклонились веки солнцу,
слив по капле океана.
Утопив в них облака,
ввысь низвергнулась река, -
разрывая притяженье
по закону отторженья.
Мир очнулся, содрогнулся, и…
вниз дном перевернулся.
И нахлынули дождём,
белой ночью, чёрным днём,
нотой лопнувшей струны:
мирта мира, вой войны,
чёрно-чёрное кино,
дубль пусто домино,
свист куражный, фрак бумажный,
меч заветный, флаг бесцветный,
цифры длинные в очах,
тайный завтрак при свечах,
вожделенья наважденья,
пафос алчного служенья,
плеск железа, лай протеза,
шрам на лбу не от пореза,
пыль дороги, запах лени,
клок прожжённой солнцем тени,
визг трамвая, стон весла,
поступь Белого осла,
глаз гневливый, гнев глазливый,
смех греховный, ров неровный,
крест крестильный,
съезд партийный,
пленный свет, нетленный бред,
сквер тягучий, пах колючий,
лес, не то что бы дремучий,
страх солёный, сон слоёный,
страж, бездельем утомлённый,
мягкий камень в кулаке,
три аккорда в рюкзаке,
бездуховная яда,
заряжённая вода,
чемоданчик атомный,
твой чулочек скатанный,
коробок огня на сдачу,
жизнь случайная в придачу,
в храм, оплаченный проезд,
в хлам, исписсанный подъезд,
и дешёвый медальончик:
«Брошу всё – лишь позови!»
В нём резиновый чехольчик,
чтоб не сдохнуть от любви.
И клубок похмельных мыслей,
и свалявшаяся дурь,
и серебряные гусли повелительницы бурь.
Эти мутные стишки, -
к небу робкие шажки,
Быт – фундамент из песка…
и… по разуму тоска.
Виталию Требневу
«То, не знаю, что», в потёмках я всю жизнь свою искал.
Антрацитовые блики спят на лаке лысых скал.
Ночь смущает обоняние, загоняя выдох вспять,
И приходит время знаки не приметить, а принять.
Сладив дом в березняке, возродившись в роднике,
Звёздам тыча кулаком, – дурачок стал Дураком.
Взяв дуду у скомороха, гусли вырвав у Слепца,
Ну! дудеть и струны строжить до всеясного конца.
Вам нашить бы на всё тело разноситцевых заплат,
Да и взять себя с собою на малиновый закат.
Мне ж, – «туда куда не знаю» невзначайно забрести,
Дабы там бы, в странных странах, бабаёжичку найти.
Я бы с ней бы ох и дал бы растопыриться душе,
Спел бы вольно и сплясал бы (может, даже в неглиже).
Исповедался бы матом, небо постелил на пол,
И подрался. – Нет, – сразился! -
за прекрасный ёжкин пол.
Всходят Руны! Стеблем нежным рвут бетон
и мнут металл.
Неужели мир расчуял, что не ведал то, что знал.
Воспарю на Сивке-Бурке. Над крестом. Один одним…
Наконец-то, как и прежде, я богам не раб, а сын.
(ИЗ ВНЕ. НИ Я)
Глади неба
всколыхнутся
от ударов вёсел-слов,
Рифмы-волны в ритме сердца