Чуть откинувшись назад, я затылком упёрлась в картину:
— Профессор Миллер, ну тот самый, который наблюдал за мной по просьбе Стивена, утверждает, что для того, чтобы я избавилась от кошмаров, я должна научиться говорить о них, делиться ими. Но как? Подходить к каждому встречному и поперечному и говорить: “Аллилуйя, меня изнасиловали! Услышал, передай другому!” Так что ли? Для чего? Чтобы увидеть в их глазах жалость? Сочувствие? Глупости! Никогда те, кто не пережил этого сам, не поймут меня. Чтобы понять ужас, его нужно пережить самому, а показуха мне не нужна. Знаешь, что сказали мне копы, которые пришли в больницу взять показания? Они сказали, что, если бы я тогда осталась на автобусной остановке, со мной бы ничего не случилось. Представляешь? Выходит, я сама во всём виновата? Следуя их логике, если человек будет сидеть всё время дома, то с ним ничего не произойдёт? Он никогда не умрёт?
На телефоне высветилось новое сообщение от Стивена. Открыв его, я прочла: “Спокойной ночи, милая”.
Я не перезвонила, а отключив телефон, отбросила подальше.
— Думаешь, я тварь да? Неблагодарная? Ты, ничего обо мне не знаешь! Стивен милый, хороший, самый лучший. Он нашёл меня тогда, и с тех пор заботится так, как не всякий родной человек. Вот только что мне делать со всей этой заботой? Он дорог мне, но только как друг, как брат, и чтобы ни случилось, он никогда не станет для меня кем-то больше. Я не хочу давать ему напрасных надежд, но он надеется. Я знаю это. Чувствую, как он ждёт моего выздоровления. И что потом? Иногда, мне становится страшно, когда я представляю его реакцию, когда говорю, что не могу стать его женой. В тот миг я потеряю самого близкого человека. Я не хочу этого! Но иначе, нельзя. Давать обещаний, которых не сдержу — я не могу.
Время шло. Сидя на полу, я продолжала делиться своим самым сокровенным. Не ожидая жалости от безмолвного слушателя, я говорила и говорила, чувствуя, как горечь постепенно уходит из моего сердца. Прав был в чём-то профессор Миллер говоря, что разговоры помогают. Мне действительно становилось лучше.
*
Дуэйну хотелось закрыть уши руками, и крикнуть: “Не надо, прекрати, я не хочу этого слышать!”, но он не мог. Он не хотел испытывать ни жалости, ни нежности, непонятно откуда появившихся, к этой девочке. Он и не представлял, что ей довелось пережить.
Когда то, насилие над слабым полом, было одним из составной его жизни. Возобновив право первой ночи, он подписал приговор десяткам таких женщин. И ни разу, ему не приходилось задумываться над тем, сколько горя он им причиняет. Он понятия не имел, что они чувствуют. Ни разу не задумался об их дальнейшей судьбе.
