Многочисленные политики, депутаты, олигархи, короли и корольки никуда не делись. Они продолжали сидеть на своих тепленьких местечках и привычно молоть языками. Однако каждый из этих «членов» стыдливо комкал в кармане свою карточку и понимал: рано или поздно придется покинуть кормушку и доказать обществу, что достоин проставленной там единицы. Отправиться по этапу для «обнуленных» не хотел никто.
Мы просидели над проектом до позднего вечера, изредка прерываясь, чтобы перекусить. Сегодня клиенты меня не беспокоили – стоило денек-другой не выложить объявления и, считай, безработная…
Ближе к полуночи Артист поднялся, провел рукой по лицу и неловко улыбнулся.
– Вы хоть что-нибудь поняли?
– В общих чертах – да, – слукавила я, чтобы не расстраивать его.
Гений посмотрел на меня со странной смесью радости и недоверия во взгляде.
– Я приду завтра, – полувопросительно сказал он.
– Без проблем, – в моей голове уже всплывал рецепт хорошего пирога к кофе, – оставьте бумаги здесь.
Он, казалось, замялся, но промолчал. Неловко накинул на угловатые плечи плащ и ушел, забыв попрощаться.
* * *
Так прошли три недели. На исходе первой Артист принес мне пухлый конверт, набитый крупными купюрами.
– Это аванс, – зачем-то пояснил он, – я продал кафе.
Напрасно я искала в его лице или голосе хоть какой-то намек на сожаление, горечь или, пуще того, боль утраты. Он больше не сказал о прошлом ни слова – мы окончательно сосредоточились на будущем. Артист терпеливо слушал мои бесконечные вопросы о проекте, не менее терпеливо отвечал и нервно поглядывал на часы.
К концу второй недели мы набросали черновик. Этот текст был далек от идеала – от того, что хотелось видеть и мне, и тем более ему. Черновик был рожден в яростных спорах. Однажды дошло до драки – я, не выдержав ядовитых насмешек над оборотами, попыталась расцарапать хаму лицо, а он в ответ с неожиданной силой приложил меня пачкой бумаги. Хомяк, забившись в угол клетки, с ужасом взирал на светопреставление. Впрочем, спустя пару минут мы уже вполне мирно пили сок, осторожно трогая боевые раны.
С началом третьей недели Артист стал взвинченным до предела. Его можно было понять – близилось время проверки, а текст все еще не оформился окончательно. Он подгонял меня, внося совершенно нелепые правки и без конца терзая циферблат наручного хронометра.
И все это время он был абсолютно, кристально трезв, как то самое стеклышко. Признаться, открывая ему дверь в первые дни, я опасалась увидеть юного гения снова в стельку – но он ни разу не подвел меня. Даже в тот день, когда продал кафе, окончательно уничтожив свою последнюю надежду на сохранение жалкого статуса торговой «единицы». Он только сидел, глотая одну порцию кофе за другой и не притрагиваясь к пирогу, сидел и размеренным голосом в который раз втолковывал мне нюансы проекта.
