Маскарад Пастернака | страница 8
Может быть, вообще следовало написать Пастернаку роман о Михаиле Гордоне? Этот гипотетический роман не получился бы сонно-фрейдистским, зато получился бы в некотором смысле правдивым. А, впрочем, что такое, во-первых, правда художественного произведения? И, во-вторых, нечто подобное описал в своем романе «Пятеро» Владимир Жаботинский, променявший литературный талант русского писателя на мелочно-хлопотливую участь политика-сиониста. Произведение вышло легким и даже и написанным хорошо, а вот глубоким не вышло; при всех своих несообразностях «Доктор Живаго» глубже…
Но Борис Пастернак предполагал, как мы уже убедились, радикально решить еврейский вопрос каким-то странным, даже не предполагающим обряд крещения, переходом в христианство. Но в какое христианство? Не случайно в юности он был современником всевозможных мистико-религиозных поисков и метаний – от Прекрасной Дамы Блока и Софии Соловьева до «Серебряного голубя» и штайнеризма Андрея Белого… Пастернак, в свою очередь, увлекался христианством именно как еврей, то есть его совершенно не устраивало каноническое православие. Кажется, пришло время напомнить, что ведь и Льва Толстого вроде бы не устраивало… Однако нет! Толстого не устраивала некая «внешность», сугубо обрядовая сторона; Пастернака же не устраивала именно суть канонического православия. Поэтому он стал придумывать свое, собственное христианство; понимая, тем не менее, что лучше всего будет передоверить это свое христианство для изложения его принципов именно русским людям – Николаю Веденяпину, Симушке Тунцевой и всё тому же Юрию Живаго. Главной в этом процессе передоверия сделалась, конечно же, фигура Николая Веденяпина; характерно, что бывшего священника, расстриженного по собственному желанию, то есть по собственному желанию решительно отошедшего от канонического православия. В Российской империи существовало духовное сословие, то есть сословие священнослужителей. Но Николай Веденяпин, оказывается, принадлежал к дворянскому сословию, «…у него было дворянское чувство равенства со всем живущим». Не будем даже и пытаться понять, что это было за чувство. Вернее всего, это было чувство зависти еврея к самой возможности аристократического происхождения на русский, европейский манер. Конечно, и дворянин мог сделаться священником, но при каких-то особенных обстоятельствах, обосновать которые автор романа не потрудился… Но вот, кажется, сейчас начнется полемика, спор Веденяпина с ехидным и «похожим на американца» (!) Воскобойниковым. Однако никакой полемики, никакого реального спора не получится; просто потому что Пастернак делает своего любимца Веденяпина правым априори! Монолог Веденяпина о Христе и истории памятен всем, кто читал роман. И все же рискну напомнить:
