Мало–помалу он почти перестал покидать свое прекрасное, за века совершенствования ставшее в его глазах самим венцом творения, тело, почти перестал укрываться в камнях и деревьях — только в тех случаях, когда хотел скрыть себя от посторонних глаз. А поскольку обитал он в местностях по большей части диких и безлюдных, то и скрываться ему особой нужды не было. Скрывались, как правило, от него — да так, что неделями, бывало, собственному его черному взору не докучали даже насекомые.
Результатом было то, что он все больше и больше привыкал находиться во плоти — пусть и безжизненной — и все лучше и лучше понимал ее нужды и радости, преимущества и недостатки. Как следствие, ему все меньше и меньше нравилось быть прозрачным и призрачным «духом», как он сам начал это называть: бесплотность стала казаться ему неприятной, и он прибегал к ней почти исключительно в тех случаях, когда было необходимо быстро перемещаться на большие расстояния и — когда ставил свои опыты по переселению в других существ.
Но когда он принял решение овладеть — нет, теперь уже не просто телом, органической оболочкой, а самим человеком — чтобы побыть им, посмотреть на окружающий мир его глазами, поразмышлять его мыслями, над известными только ему вещами, побыть вместе с другими людьми и, возможно, наконец, понять что–то, что–то такое, всегда ускользавшее и не дававшееся ему раньше, несмотря на все совершенство его разума — у него появилась еще одна забота: его прежняя оболочка нуждалась в нем еще больше, чем он в ней, а он, в свою очередь, ни за что не хотел с ней расставаться; в то же время он понимал, что не сможет покидать свое предполагаемое новое — человеческое — воплощение, не потеряв власти над ним — если он действительно хочет добиться слияния своей сущности с человеческой, ее требовалось сохранить; для сохранения же власти над покинутым воплощением, человеческую сущность надобно было из него изгнать или уничтожить, что замыкало порочный круг. Наконец, он выдумал хитроумный план, в котором предполагались регулярные перевоплощения с регулярными же упрятываниями то одного, то другого тела в какую–либо подходящую для этого сохраняющую субстанцию — например, камень — каковая субстанция должна для этого быть все время… под рукою? — вдруг поймал он себя на этом человеческом выражении — а значит, место для всех указанных трансформаций следовало подыскивать, исходя из вот этого, последнего соображения.
