«Зачем они это делают?!» — не мог понять Карр. «Они, что — полагают, мне это зачем–то нужно? Я, что, буду ЖРАТЬ их дурно пахнущую и в любом случае ненужную мне плоть? или — тем более — плоть их детенышей? или пить их кровь?». «Что за нелепость», — удивлялся он и ловил себя на том, что начинает в чем–то понимать темных владык своих, задумавших его неудавшуюся миссию с ее конечной целью — извести этот род с лица земли, так чтобы даже духу его не осталось. Все это до такой степени оскорбляло его эстетическое чувство и нарушало сложившуюся, как ему уже казалось, гармонию, что он был готов даже появиться перед ними и собственными когтями растерзать, а затем попросту обратить в прах вообще всех до единого. Останавливало его лишь то, что такой его ответ — как он понимал — только укрепит людей в этом их странном заблуждении.
«Или, — продолжал размышлять он, пытаясь найти хоть какое–то, пусть абсурдное, объяснение действиям людей, продолжающих бессмысленно обрывать ими же самими зачатые жизни, — они полагают, что я, возбудившись от этого зрелища или зарядившись от него какой–то неведомой силой, соберу облака и пролью на них этот проклятый дождь? Но я бы и так мог это сделать, обрати я внимание и задумайся о причинах происходящего беспорядка раньше. Или же это они пытаются убедить самих себя, что они такие страшно могучие, раз могут творить подобные вещи, и природа убоится их и выдаст желаемое?»
«Или же, — вдруг подумал он, и сразу стал ощущать что–то вроде холода внутри, — они меня винят в том, что происходит, и так хотят показать мне, что готовы на все, чтобы… — он остановился, — чтобы я убрался отсюда и оставил их в покое?..»
Пока он размышлял таким образом, страшный ритуал завершился, и на опушке не осталось ни одной живой души; только несколько трупиков вокруг жертвенника и на нем мешали забыть о происходившем тут часом ранее; даже кровь успела уже впитаться в иссохшую и оттого жадно глотавшую ее землю, и слабый ее голос совсем стал неслышен. Было совершенно тихо, как никогда, даже во время бедствий, не бывает в лесу.
…Утром Карр вышел наружу, не торопясь, обратил в прах скорченные, уже совсем окоченевшие трупики — ему показалось неприятной мысль, что их растащит оголодавшее зверьё, — одним взглядом испепелил древний жертвенник, отчего на земле образовалась черная, выгоревшая до золы на локоть вглубь плешь, и навсегда покинул те края.
На прощанье он махнул когтистой лапой и будто что–то швырнул в небо, отчего оно сначала на миг посерело, затем стало затягиваться сперва редкими, потом все более густыми и тяжелыми тучами, и разразилось, наконец, такой бурей с ливнем и градом, бушевавшей кряду несколько суток, что старики много десятилетий спустя еще приговаривали: «Да-а, такой бури не бывало с тех пор, как Карр покинул наши края». Уже никто и не помнил, почему.
