Вскоре он наполнился всеми этими новыми впечатлениями, понял, что с него пока хватит для размышления над ними, и, так и не замеченный, скрылся в скале.
Костер догорел. Люди, давно прекратившие танец, стащили мешки к древней колоде и вывалили их содержимое на нее и рядом. Там оказались ягоды, связки грибов, свежезабитые животные («ягнята» — прочитал Карр в их усталых мыслях) — их кровью были вымазаны последовательно: верх колоды («жертвенника»), а затем лица и руки людей. Были выложены какие–то узоры из цветных камешков… Кажется, все. Карр провалился в сон.
* * *
И страшен был сон его. Карр вспомнил и осознал все: все, что потонуло в его памяти за долгие годы существования здесь, и то, зачем его послали сюда, и даже то, что он сделал не так, неправильно, чем прогневал скорбную тень в могучем мрачном мире, породившем, укрепившем и направившем его, и давшем ему поручение, великую, по замыслу, миссию; она и была такой, пока он не провалил, не сделал ее бессмысленной, попросту опоздав к ее совершению, попросту задержавшись где–то по каким–то теперь совершенно забытым делам, и не стал ныне жалким подобием того, кем должен был явиться; посмешищем и почти преступником.
Он вновь увидел себя в волнах теплого моря; как под жарким солнцем он, Зверь, выходит из волн, багряно–красный в обжигающих лучах; одна из глав его поражена страшною раною, но исцелела. И все, кто видит шествие его, поклоняются ему, и пославшему его, и давшему ему силу, и державу, и власть над всяким коленом и народом на сорок два месяца[1].
И также видел он другого, подобного ему зверя, выходящего из земли. И тот заставлял все колена и народы поклоняться тому, кем Карр должен был стать, но не стал, а только лишь узнавал себя в своем видении; и чудесами, которые дано было творить тому, другому, тот обольщал живущих на земле, и заставлял поклоняться Зверю и сделать его образ, и дал его образу силу говорить и действовать от его имени, так чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу Зверя. И он сделал бы так, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам положено было бы начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя было бы ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его — если бы только Карр не опоздал, исполнил бы свою миссию, как должно.
И вновь видел он себя — как среди вод многих, омывающих его теплыми волнами, несет он на себе жену, облеченную в порфиру и багряницу, украшенную золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держит она в руках золотую чашу, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; волосы ее распущены и ниспадают красивыми волнами до пояса, лицо ее исполнено красотой неземною, и горят громадные глаза на лице ее негасимым бешеным черным пламенем бездны, и тайна начертана на челе ее. И черные смерчи кружатся над горящей от засухи и умирающей под солью вод морских землею, и мертвые же, высохшие тела людей и животных заполняют ее до края…
