И он многозначительно поднял вверх палец.
ЙЕГРЕС ОКНЕЧТУ
Это было у артистического входа Малого оперного театра, рядом с каналом Грибоедова.
Под дождем, подняв воротник пиджака, ждал Утченко, спрятавшись в тень от фонаря.
Один за другим выходили музыканты с инструментами и артисты с чемоданчиками.
– А по радио какой-то болван объявил прелестную погоду! – ворчали они, будто сговорившись: – Вечное вранье!
И спешили к метро и на автобусные остановки.
Синичкиной не было.
Утченко ждал. Струйки дождя стекали ему за шиворот, но он ничего не замечал.
Скрестив руки на груди, он шептал:
Ее сиянье факелы затмило.
Она подобна яркому бериллу
В ушах арапки. Чересчур светла
Для мира безобразия и зла.
Ее в толпе я сразу отличаю.
Я к ней пробьюсь и посмотрю в упор,
Любил ли я хоть раз до этих пор?
Утченко задумался...
О нет, то были ложные богини
Я истинной красы не знал доныне!
Едва он окончил монолог, как из дверей показался огромный букет георгинов.
Его нес Кот в сапогах. А за ним двое красавцев из миманса влекли под руки Синичкину.
Утченко спрятался за фонарь.
Кот в сапогах открыл голубой «Москвич», бросил туда цветы, сел за руль и распахнул дверцы.
Синичкина и красавцы влезли в машину. И она тронулась, обдав брызгами Утченко.
И исчезла в пелене тумана и дождя.
Утченко вздохнул и медленно пошел к Невскому.
Фонари расплывались в тумане.
В лужах дрожали перевернутые дома...
Утченко остановился у гастронома. На витрине блестело зеркало.
Он печально рассматривал свое ужасно некрасивое лицо, мокрое от дождя, среди искусственных рыб и консервных банок.
Капли катились по стеклу, как слезы.
Что есть любовь? Безумье от угара.
Игра огнем, ведущая к пожару.
Столб пламени над морем наших слез...
Раздумье, необдуманности ради,
Смешенье яда и противоядья...
Прощай, дружок...
И он показал себе язык в зеркале.
Театр был пуст.
Только в режиссерской балета еще горел свет.
Лысый инспектор кончал график репетиций в большом гроссбухе, по «Айболиту».
Он писал: «Кошки из первого и второго состава – Малаховская и Розенберг. Обезьянки – Шеина-третья и Уварова. Ласточка – Синичкина».
Аккуратно дописав, он потянулся, сладко зевнул с писком, захлопнул гроссбух, почесал лысину, встал, напялил шляпу на затылок и уже натянул один рукав пальто, как вдруг раздался телефонный звонок.
– Еще кого черт несет? – проворчал инспектор и снял трубку. – Режиссерская балета. – Он помотал головой.
– Мы не даем адреса артистов. Ни в коем случае... Что? Кто спрашивает?! Кто?! Кто?!
