Невидимый Ромео (Петербургская фантазия) | страница 28



Мне для себя на них поглядеть жалко... Но для тебя, если такой случай... (Она зубами открыла пробку и щедро полила духами Синичкину.)

– Ой, девочки... – растроганно сказала Маруся, – Вы такие лапочки!

Ее мама прослезилась:

– Вы, девочки, как две феи, наряжаете Золушку на бал!

А Золушка-Синичкина обняла всех троих сразу.

СОБАЧИЙ ЧАС

Тревожная белая ночь стояла над городом.

На перроне, перед «Стрелой», суетились. Носильщики, лавируя в толпе, везли на тележках чемоданы.

У жесткого вагона бородатые студенты лихо качали товарища. Он взлетал, переворачиваясь в воздухе, вместе с рюкзаком. А потом рюкзак, ботинок и кепка начали летать рядом с ним.

У международного вагона с букетиком фиалок робко стояла Синичкина.

Она искала глазами среди входящих в вагон таинственного незнакомца. Но все входили не те...

Толстый усатый генерал, отдуваясь, влез на ступеньки. За ним лейтенант с бакенбардами нес два чемодана.

Потом высоченный интурист – хиппи в заплатанных джинсах и грязной меховой куртке с бляхами – сел в вагон.

Вот он! Синичкина со страхом отступила... Киноартист, герой детективов с ужасно знакомым лицом, небрежно протянул билет проводнице.

Неужели он?!

Синичкина с бьющимся сердцем сделала к нему крошечный шаг, но киноартист скучающе скользнул по ней взглядом, зевнул и вошел в вагон.

И это не он! Но где же?!

Маруся никак не могла представить, что таинственный незнакомец был рядом с ней!

Что он стоял, спрятавшись за чьи-то спины и нацепив искусственный нос и усы, глядел издали грустными собачьими глазами!

Строгий голос по радио предложил всем отъезжающим войти, а всем провожающим выйти и отдать отъезжающим их забытые билеты.

И на перроне сразу стало, как в муравейнике, когда в него воткнут палку. Все сразу засуетились.

Все стали целоваться и обниматься и говорить друг другу одинаковые слова.

А потом уезжающие ушли в вагоны, и наступила та томительная минута, когда говорить уже не о чем, а поезд еще не ушел и приходится что-то показывать друг другу пальцами, делая вид, что пишут, или почему-то вертя телефонные ручки, хотя таких телефонов нет уже лет сто!

Поезд двинулся. Салютуя огнями и мраком, он прошел мимо печальной Синичкиной.

И когда огонек последней площадки скрылся, Маруся криво улыбнулась, понурила голову и медленно пошла к выходу.

Утченко тоже опустил голову и поплелся за ней.

Проходя мимо урны, Маруся бросила туда свои фиалки и быстро пошла, подняв нос кверху.

Утченко выудил из урны ее цветы и с невыразимой тоской поглядел вслед исчезающей фее.