– Я ждал Вас всю жизнь, – прошептал он фее.
– Па-де-ша, – сказала озабоченно фея сама себе и сделала па-де-ша.
– Я думал, что уже никогда Вас не встречу...
– А теперь ронд-де-жамб, – сказала Синичкина, тяжело дыша, поворачиваясь на одной ножке...
– ...и баллотэ! И баллонэ! И ренверсэ! Всё...
– Только, пожалуйста... Будьте добры... если можно... не уходите из моего сна...
Но фея поглядела на дирижерскую палочку и с последним вздохом арф убежала, высоко подняв руки, оставив Утченко среди надменных женихов принцессы – Шери, Шарман, Фортюнэ и Флер де Пуа.
Они только схватились за шпаги, как... Утченко исчез!
Утченко выбежал мимо зрителей из галерки...
Он мчался с лестницы, отражаясь в зеркалах – навстречу выскакивали капельдинерши, вскакивали гардеробщики – но он уже был далеко!
Он пролетел через вестибюль на улицу.
Все блистало, сверкало, лучилось мягким радужным светом.
Нити сверкающего дождя свисали дрожащим занавесом до земли...
Бал продолжался!
Асфальт преломлялся, будто в хрустальной призме, – синие, желтые, голубые ступени странного радостного мира вели неизвестно куда...
И звучала музыка Феи Бриллиантов.
И танцевали огни фонарей, вспыхивали иголки спектра.
Утченко бежал под дождем.
Он что-то искал, лавируя между зонтиками... Он бежал по Невскому... На башне городской Думы били часы...
Но вот он увидел в подворотне трех толстых цветочниц. Они держали пышные георгины, которые никто не покупал.
– Всю корзинку, – сказал Утченко, тяжело дыша. – И Вашу всю корзинку! И Вашу, пожалуйста!
Цветочницы поглядели на него, разинув рты.
– Раз, два, три... семь букетов, – сказала одна. – На четырнадцать тугриков.
– А у меня на десять.
– А мои на двенадцать сорок.
Утченко вывернул карманы. В одном было три рубля, платок, пропуск в студию и двести граммов колбасы.
В другом вообще ничего не было. Только номерок от вешалки.
– Ах, ты пропасть... – сказал Утченко.
А потом сказал:
– Пожалуйста, ну я Вас очень прошу... Ну, что Вам стоит... Не расходитесь пока, хорошо? И никому не давайте цветов! Я сейчас! Сию минуту!
Он сунул им трешку и, зажав в кулаке номерок от вешалки, умчался, прыгая через лужи.
А торговки поглядели друг на друга, а одна постучала себе по лбу.
Утченко мчался, прыгая через сверкающие лужи, его гнала музыка. Прохожие останавливались и глядели вслед.
Он ворвался в театр, к вешалке.
И сейчас же выбежал обратно, размахивая плащом и шляпой.
Торговки собрались уходить.
Они уже открыли зонтики, но тут, задыхаясь, появился мокрый и счастливый Утченко.
