Маруся попятилась. Она пристально посмотрела на кассиршу, а потом на продавщицу с пушистым хвостом.
А на Синичкину глядели все продавщицы магазина, перегнувшись через стойки.
Две из них, фыркнув, бросились в заднюю комнату.
– Кстати, Вам просили передать... – продавщица вынула из-за прилавка коробку с тортом килограммов на шесть, положила сверху сырок и протянула Марусе.
– Ни за что! – сказала Маруся.
Продавщица развязала коробку и приподняла крышку.
– С какой стати?! – возмутилась Синичкина.
Тогда продавщица сняла картонную крышку и показала огромный шоколадный торт в виде балетной туфельки великана, где кремом было написано: «Фее Бриллиантов».
– Все сошли с ума, – сказала Маруся. – Или я сумасшедшая!
Она мчалась по удивительной улице Зодчего Росси.
В одной руке – торт, в другой – розы и чемоданчик.
Она пробежала мимо маленького человечка, прижавшегося к водосточной трубе. У него были большие усы, большой нос и большие очки (покупается на Невском в Лавке театральных деятелей). Маруся не подозревала, что это и был таинственный незнакомец из Огненной Земли.
Маруся добежала до парадного репетиционного зала. Навстречу неслись, щебеча, стайкой ее подруги-феи, с чемоданчиками.
Они столкнулись у подъезда.
– Ой, девочки! – воскликнула Маруся. – Что я вам расскажу – умереть!!
И она сунула девочкам торт, розы и чемоданчик, чтобы ничто не мешало ей умереть и рассказывать.
Но в это время через улицу быстро переходил толстяк.
Сто воздушных шариков взлетали над его головой. Они приподнимали его к небу, и он шел легкой, взлетающей походкой.
– Фея Синичкина среди вас? – обратился он к балеринам.
Подруги, хихикая, показали на Марусю.
Толстяк снял с плеча веревку с сотней шаров и протянул их Марусе.
Она, как завороженная, взяла шары и... взлетела!
С воплем взлетела она над улицей Зодчего Росси!
Хорошо, что ее подруги-феи подпрыгнули, ухватили за ноги и вернули на землю.
к носу.
Бриллиантовые капли дождя стекали с его воротника.
– Ыв яакат яарбод,— тихо сказал он, что на детском языке «задом наперед» значило «Вы такая добрая...»
– Что? Что? — встрепенулась кассирша. Она не помнила своего детства.
– Тен ил акителиб? Ен етижакто в итсонзебюл? (Нет ли билетика, не откажите в любезности.)
– Интурист, – догадалась кассирша, сладко улыбнулась и взбила шиньон. Она вытащила из папки билет, оставленный на всякий случай для какого-нибудь высокого гостя.
– Два рубля тридцать копеек, – сказала она так громко, как говорят с иностранцами, чтобы они поняли.
