Невидимый Ромео (Петербургская фантазия) | страница 10
Синичкина не заметила маленького, некрасивого человечка с зеркальцем на другой стороне двора.
Это был Утченко.
Он стоял на ящике от мусора с зеркальцем и, когда увидел фею Марусю, – с грохотом провалился в ящик.
Мама Синичкина задумчиво поглядела на цветы.
– Там есть озеро Титикака, – сказала она.
– Где? – спросила дочь.
– В Африке.
Тут раздался звонок. И Маруся кинулась открывать.
– Заказное. Синичкиной. Марии Ивановне.
Почтальонша вручила ей странный твердый толстый конверт.
И Маруся расписалась.
Она побежала в комнату и, прежде всего, осмотрела конверт со всех сторон.
– Хм! — сказала она.
Маруся раскрыла конверт и ахнула!
Мама всплеснула руками.
Из конверта-коробочки выпорхнула живая разноцветная бабочка!
Она полетела по комнате над цветами, над пораженными Синичкиными и уселась на голову Маруси нарядным большим бантом!
Боясь пошевелиться, Маруся приблизилась к зеркалу и, скосив глаза, недоверчиво посматривала на трепещущую крыльями и усами бабочку и на себя.
Утченко сидел за столом в своей странной комнате, среди книг, глобусов и океанских карт.
Перед ним на газете лежал кусок колбасы и батон.
– А против него – всю стену занимал раскрашенный ихтиозавр в одну треть натуральной величины. На радиоле крутилась пластинка.
Под пленительный вальс из «Спящей красавицы» Утченко писал заявление:
«В кассу взаимопомощи Комитета Радиовещания.
Прошу выдать мне двести (200) рублей ссуды.
Вы не представляете, как надо!
Диктор Утченко».
Он отодвинул заявление и развернул карту Ленинграда.
Сделал крестик красным карандашом на доме 12 по улице Марата. Потом повел красную линию через Загородный проспект к улице зодчего Росси, мимо Пяти Углов и Чернышева моста.
Затем поставил всюду синим карандашом часы и минуты следования Феи Бриллиантов с восьми утра до четырех дня.
Отметив зеленым крестиком репетиционный зал балета, он задумался...
Красный крестик растаял, и на этом месте появился подъезд дома 12, освещенный утренним солнечным светом...
Из него вышла с чемоданчиком Фея Бриллиантов.
Она озабоченно оглянулась, подняв по очереди правую и левую ногу, – проверить, не перевернут ли шов на чулках и, убедившись, что все в порядке, быстро пошла, стуча каблучками.
Все было обыкновенно. Кто куда шли прохожие, щебетали птицы, солнце вспыхивало и гасло во вчерашних лужах.
У цистерны с квасом, блистающей самолетным алюминием, сидела в грязном фартуке продавщица.
Она поглядела на Синичкину, осклабилась, подмигнула. Потом нацедила самую большую кружку за семь копеек и воскликнула: