Она редко засыпала вот так — утром, вскоре после первого укола. А ведь она хорошо позавтракала и ни на что не жаловалась, когда ее приводили в порядок. Пьер ушел в гостиную читать газету. Анна укрыла мать и, поскольку на сердце у нее было неспокойно, присела возле кровати. Ничего не поделаешь: придется опоздать немного на работу. Теперь, при ее положении, никто уже и не требует, чтобы она приходила вовремя. Она отбросила прядь волос со лба больной.
— Как приятно чувствовать твою руку на лбу! — прошептала Эмильенна, не открывая глаз. — А Марку понравился галстук, который ты ему подарила?
«Какой галстук?» — подумала Анна. Должно быть, Эмильенна, потеряв ощущение времени, вспомнила какой-то из дней рождения в далеком прошлом.
— Да, Мили, — сказала Анна. — А теперь спи...
— Какой красивый галстук! Мы ведь его вместе выбирали, правда?
— Да.
Почему мать так упорно говорит с ней о Марке? «Мили уже ничего не соображает... Неужели мой брак оставил в ней более глубокий след, чем во мне?.. Вообще-то она очень любила Марка... Все любили Марка... И я тоже». Анна улыбнулась и вздохнула. Этот брак — какое жалкое недоразумение! С самого начала, вопреки очевидному, Марк видел в ней лишь капризное, хрупкое создание. А она совершенно другая. Его попытки обращаться с женой как со слабым, пленительным существом вызывали у нее ожесточенное сопротивление. Она чувствовала, как день ото дня между ней и мужем углубляется непонимание — не помогали сгладить его и ночные ласки, ибо интимная жизнь складывалась у них не очень удачно. Марк обожал путешествия, а для нее всякая перемена мест была пыткой; он расцветал в обществе, тогда как она больше всего любила одиночество; он стремился добиться повышения по службе, чтобы избавить ее от необходимости работать, а она все больше привязывалась к своей профессии. Но могло ли все это оправдать разрыв? Однажды утром она проснулась, твердо убежденная, что с этим недоразумением пора кончать и надо как можно скорее расставаться с Марком. Никто тогда не мог понять ее решения: ни Марк, ни их друзья, ни ее родители. Разве что мать. Когда Анна сообщила ей о своем намерении, Эмильенна сказала лишь: «Я ожидала этого, дорогая. Уже давно вы с Марком шагаете не в ногу» . Анна вспомнила эту фразу слово в слово и сопровождавший ее грустный и умный взгляд. После развода она могла бы обосноваться в однокомнатной квартирке и вести независимую жизнь. Но такая мысль даже не пришла ей в голову. Как приятно было вновь обрести милые семейные привычки! Настоящая семья ее была не той, которую она временно создала с Марком, — с самого раннего возраста ее семьей была мать. Она чувствовала большую нежность и тягу к Мили. О, эти их сбивчивые, бесконечные разговоры, горячие споры, умение с полуслова понять друг друга! У них были свои словечки, тайный код улыбок и взглядов, которых не знал даже Пьер, несмотря на все его старания. Порой обмен репликами между матерью и дочерью ставил его в тупик, и, чувствуя, что его намеренно оставляют в стороне, Пьер замыкался в себе, настораживался. Мили царила в доме с неоспоримостью суверена, всем управляла и все решала сама. И Анна, сама себе не признаваясь, с удовольствием подчинялась ей. Собственно, подчинение это не столько шло от ума, сколько объяснялось поразительным обаянием матери. Анна и Марка-то покинула в основном потому, что хотела вернуться под крылышко Мили. Теперь она потеряла и мужа и мать: Марк стал ей совсем чужим, а мать — с каждым биением сердца все больше удалялась от них. Нет, нет, это невозможно. Мили не может сдаться... Анна встала.
