Он отдал записку врачу.
— Я так рад, очень вам признателен, — пролепетал Василевский.
Домой он пришёл разбитый. Наскоро приготовил себе ужин. Поздно вечером ему позвонил командующий.
— Мою «эмку» отправил, а сам чего не зашёл? — спросил Дыбенко. — Как там твоя половина?
Василевский объяснил ситуацию.
— Значит, ещё не родила? — переспросил Дыбенко. — Тогда поезжай за город на стрельбище. Танкисты уже ждут тебя.
— Надолго, товарищ командующий?
— На трое суток...
Вернулся он домой глубокой ночью, но спать не лёг, а стал готовиться, чтобы навестить жену в больнице: наверное, её уже перевели в палату. Уснул лишь на рассвете, да так крепко, что соседка едва разбудила его. Она улыбнулась ему тонкими нежными губами, в её чёрных глазах светились искорки.
— Ну и соня же вы, Саша! — воскликнула она. — Я только что была у Кати. Ей стало легче, кризис прошёл, и ребёнок живой...
— Кто у меня? — едва не задохнулся от волнения Василевский.
— Сын! — Соседка тронула его за плечо: — Чего же вы стоите? Наденьте шинель и бегом во двор к машине. Муж отвезёт вас в роддом. Катя и малыш ждут вас...
Утром, едва Василевский прибыл на службу, его вызвал командующий.
— Хочу поздравить вас с рождением сына! — сказал Дыбенко, привычно пощипывая бороду. — Как вы назвали его?
— Игорем.
— И конечно же по примеру отца он станет военным?
— Вырастет и сам решит, кем ему быть. Порой не мы судьбу выбираем, а она нас.
— Логично! — Какое-то время Дыбенко молчал, потом вдруг признался: — А знаете, Александр, меня в семнадцатом едва не сразила вражья пуля. В тот день казаки генерала Краснова готовились выступить из Гатчины на Петроград. С горсткой революционных матросов я прибыл в Гатчину и стал убеждать казаков не идти против народа. Я говорил им, что наш общий враг — Временное правительство и сам Керенский, против них и надо повернуть свои штыки. Тогда-то один из офицеров-казаков крикнул: «Смерть большевику!» — и бабахнул по мне из нагана. Пуля сорвала с головы бескозырку, но ещё раз выстрелить офицер не успел — сами казаки набросились на него и скрутили ему руки. — Командующий помолчал. — Тогда, в семнадцатом, я не боялся смерти и готов был умереть за Советскую власть. Но, как говорится, Бог миловал. Такая вот штука была со мной, — резюмировал Павел Ефимович.
Василевскому Дыбенко нравился. Был он не робкого десятка, прост в обращении с бойцами и командирами и по-своему мудр. Ценил тех, кто проявлял рвение в службе. В Василевском он увидел не только служаку, но и талантливого штабиста. У него была высокая оперативная подготовка, он умел мыслить масштабно. И когда осенью 1936 года ему позвонил нарком обороны Ворошилов и спросил, кого бы он мог рекомендовать на учёбу в Академию Генерального штаба, созданную по решению ЦК ВКП(б), Дыбенко назвал полковника Василевского. Ему было присвоено это звание после того, как 22 сентября 1935 года постановлением ЦИК и СНК СССР в РККА и ВМФ были введены персональные воинские звания для командного и начальствующего состава.
