— Никогда! — зло выплеснула Серафима, и он удивился, как в один миг преобразилась она. Лицо почернело, задёргались брови, в глазах горели искры, и вся она вдруг показалась ему чужой и далёкой. — Юру я сама воспитаю.
— Я буду вам помогать... — начал он, но жена, усмехнувшись, ехидно заметила:
— Твоя новая избранница — кто она? Молчишь? Тогда скажи, как её зовут?
— Катя...
— Хорошее имя... — Серафима ушла в другую комнату, принесла оттуда коричневый чемодан. — Собирай свои вещи и уходи! Она, наверное, ждёт тебя.
— Уйду утром, — возразил Александр.
— Нет, уходи сейчас! — фыркнула она.
Василевский подхватил с пола чемодан. У двери задержался.
— Что ещё забыл? — усмехнулась Серафима.
— Я о Юре позабочусь...
— Уходи, я тебя видеть не могу, — повысила она голос.
Во дворе было темно, хотя в небе ярко горели звёзды, а над городом висела ясная луна. Кто-то шёл к подъезду дома. Василевский переложил чемодан в правую руку. Это был Георгий Жуков.
— Ты, Саша? — спросил он, подходя. — Куда собрался, в командировку? А я вот только что из неё вернулся. Ездил с Будённым в Гороховецкие лагеря. Ты почему молчишь?
— Мы с Серафимой разошлись... — наконец выдохнул Василевский. — У меня есть другая женщина, и я крепко её полюбил.
— Ты что, Саша? — испугался за друга Жуков. — Тебя завтра же потащат на партбюро за это самое дело... Ты же знаешь, что у нас, военных, да ещё коммунистов, разводы не в почёте!
— Что теперь об этом говорить! — вздохнул Василевский. Он помялся. — Ну, я пошёл.
— Ты на ней хочешь жениться? — поинтересовался Жуков.
— Да, и как можно скорее...
— Тогда до завтра! — Он подал другу руку. — Надо будет как-то уладить твоё семейное дело...
— Георгий, чуть не забыл, — спохватился Василевский. — Завтра рано утром мы поедем в лагеря на учение — так сказал Тухачевский. Он хочет поручить тебе какое-то дело, так что к семи утра будь в Наркомате.
Следующий день не принёс Василевскому облегчения, и, когда на другой день утром он пришёл в штаб, Жуков, сердитый, вошёл к нему в кабинет.
— Ты где был вчера утром? — спросил он.
— У замнаркома Тухачевского...
— Что, развод с женой?
— Да, — горько усмехнулся Василевский. — Тяжёлый был разговор. Михаил Иванович крепко меня пожурил, хоть я поведал ему сущую правду. «Серафима, — говорю, — не любит меня, ей не по душе профессия военного. Часто со службы я прихожу домой поздно, и она начинает меня допрашивать, где был и что делал, сыплет упрёки: мол, служба мне дороже семьи и прочее». Да ты, Георгий, не раз и сам слышал, как она шумела...
