— Александр, моя жена заболела, — грустно произнёс он. — Понимаете, соседка угостила грибами, и она, наверное, ими отравилась. У неё высокая температура, к тому же ещё и простыла. Вы, голубчик, посидите в моём кабинете, я мигом съезжу к ней, а по пути заскочу в аптеку: дома нет нужных таблеток. Если начальство позвонит, скажите, что я скоро буду...
Василевский уселся на место шефа, и тут посыпались звонки. Первым дал о себе знать Мерецков из Ленинграда.
— Кирилл Афанасьевич, Бориса Михайловича сейчас нет, он будет позже. Что ему передать?
— Кому направить план, ему или Хозяину? — спросил Мерецков.
— А что, документ уже готов? Быстро вы, однако, сочинили... Шлите нам, в Генштаб.
— Я ценю ваш труд, дорогие генштабовцы, — зазвенел в трубке голос Мерецкова, — но мы тут ближе к финнам, и нам лучше знать, как и где по ним ударить. Но я рад принять советы Генштаба, если таковые будут!
И тут у Василевского вырвались слова, которые он и не собирался говорить, но последняя фраза Мерецкова словно шилом уколола его, и он не выдержал:
— Кирилл Афанасьевич, вы что же, считаете, что мы задаром едим народный хлеб?! Странно, однако, вы рассуждаете — «рад принять советы Генштаба, если таковые будут». А вы полагаете, что их не будет? Будут, и не просто советы, а указания Генштаба, которые вы обязаны выполнить!
— Александр Михайлович, не лезь в бутылку! — выпалил в трубку Мерецков. — Волнуюсь я, потому и вырвались не те слова, а ты рад за них уцепиться. — И он положил трубку.
«С характером Кирилл Афанасьевич, а я-то полагал, что он тихоня», — отметил про себя Василевский.
Не успел отдышаться, как заголосила «кремлёвка». Нарком Ворошилов властным голосом спросил, где Шапошников, а когда Василевский ответил, что тот отлучился на некоторое время, маршал сказал:
— Что-то голос мне знакомый... Кто у телефона?
— Комбриг Василевский, товарищ маршал.
— Теперь я узнал вас, — весело отозвался нарком. — Как придёт Борис Михайлович, пусть ко мне зайдёт!
Василевскому стало жарко, и он расстегнул воротник гимнастёрки. По натуре он был человеком тихим, никогда не грубил людям, будь то рядовой или генерал. Однако Мерецков вывел его из себя. «И всё же я допустил бестактность, — упрекнул себя Александр Михайлович. — Надо при случае извиниться».
Его раздумья прервал звонок. Это был Сталин.
— Где товарищ Шапошников? Передайте ему трубку!
Василевского бросило в жар.
— Его нет, товарищ Сталин, но он скоро будет. — Александр Михайлович почувствовал, как трудно забилось сердце.
