По ночам в башню приходили сны. Иногда в сновидениях часовщик был птицей, иногда секундной стрелкой часов или самими часами. Иногда цифрой I. И почти всякий раз птица, которой он был, хотела превратиться в часы, часы – в птицу, а цифра I в число XII. Но никогда никто из них не хотел стать человеком...
Так прошла его жизнь.
В довольно пожилом уже возрасте часовщик оглох и постепенно привык к этому. Он научился молиться и постепенно перестал ощущать себя частью Времени. Теперь он умел его останавливать, забывать прошлое и не думать о будущем, оставаясь постоянно сейчас.
Поднимаясь по гладким ступеням, старый человек думал иногда о том, что неплохо прожил жизнь, потому что присматривал за Временем, которое необходимо людям, чтобы успеть сосредоточиться и попробовать стать собой.
И знал он, что когда Время станет для него Вечностью, ему на смену придёт другой и тоже прикоснётся к прохладному и маслянистому металлу Времени и будет незаметно служить ему и дарить его всем, как своё. До тех пор, пока не услышит себя по-настоящему. А потом – есть надежда – и Бога. Может быть когда-нибудь. Может быть.
"ДОРОГА"
аэродинамическая
Солнце прилипло к ветровому стеклу. Упругие колёса отталкивали магнитную ленту шоссе назад, и непонятно было, откуда появляется музыка: из магнитолы, или с безукоризненной дорожной плёнки. В сегменте зрения и, похоже, на тысячи миль за его границами, не было ни единой души – первозданный мир возрастом в несколько мигов, не испорченный присутствием человека.
Скорость не теряла упоительности, не приедалась, мягкость хода напоминала о вечном. Ветер до блеска отполировал антрацитовую шкуру четырёхколесного, почти разумного существа из породы кошачьих.
“Да, но если никого нет, если человек ещё не создан, кто же сделал машину? И кто тогда сидящий за рулем её?..”
Приятная расслабленность нежила тело. Он не бывал в невесомости, но возникшее состояние явно её напоминало. Постепенно тела как бы не стало, если на него не смотреть, ощущалась только мыслящая субстанция не важно какой формы.
Постепенно мысли тоже растворились, осталась способность созерцать, отдыхая, словно завершил какую-то сложную, большую работу, вроде создания мира. Даже гибель многочисленных фей на прозрачной тверди стекла не омрачала волшебного настроения.
Небо над горизонтом становилось жёлто-оранжевым. Из-за кромки земли появился большой, похожий на сердце, ком облака. Мягкую воздушную глыбу, словно стрела амура, не торопясь и не сомневаясь в успехе, собиралась пронзить серебристая заноза крохотного реактивного самолета.
