Вы сроду не видали столь обалденного вруна, как я. Просто мрак. Иду, скажем, покупать ежемесячник, а кто-нибудь спрашивает, куда мол путь держишь, и у меня не залежится ляпнуть, дескать в оперу. Ужас какой-то. Вот и старику Спенсеру сказал, якобы надо забрать из разминочного зала кучу шмоток, а это самое настоящее враньё. Я проклятое барахло даже в зале-то не держу.
В Пенси я жил в новой общаге имени Оссенбёргера. Там обитают только по двое: старший с младшим. Я младший. А сосед по комнате — старший. Оссенбёргер — чувак, заканчивавший Пенси. После выпуска заработал кучу бабок на похоронных делах: нашлёпал по всей стране погребальных шараг, через которые не в лом похоронить родственничков чуть не по пятёрке за рыло. Посмотрели б вы на того Оссенбёргера. Похоже, просто запихивает трупы в мешок да топит в реке. Ну, короче, он отвалил Пенси воз капусты, вот наше общежитье и назвали его именем. А во время первой футбольной игры года подвалил на чертовски длинном «Кадиллаке», ну нам всем пришлось встать и сделать паровозик — приветствие такое. На следующее утро в храмце он произнёс речь часиков на десять. Сначала выдал чуть не пятьдесят приколов вот с такой бородищей — хотел нам показать, дескать свой в доску. О-очень умно. Потом говорит, мол едва попадает в какие-нибудь передряги или там ещё куда, не стесняется тут же встать на колени да вознести молитву Богу. Где б мы ни находились, всегда надо возносить молитвы Господу — разговаривать с Ним, всё такое. Нам нужно думать про Иисуса точно про кореша, всё такое. Сам он всё время разговаривает с Иисусом. Даже за баранкой. Умора. Представляю: здоровенный хитрожопый дуболом, врубая первую передачу, просит Иисуса послать ему побольше холодненьких. Но самое замечательное произошло в середине речи. Тот всё заливает, дескать клёвый он чувак, крутой, всё такое, и тут вдруг Эдгар Марсалла, сидевший впереди меня, обалденно громко пёрнул. Неприлично, конечно — храмец всё-таки — но шутка охренительная. Молодец Марсалла. Чёрт побери, чуть крышу не снёс. Вслух почти никто не заржал, засранец Оссенбёргер сделал вид, якобы ни хрена не слышал, но папаша Тёрмер сидел рядом с ним на возвышеньи, всё такое, и уж он мимо ушей не пропустил. Ё-моё, прям позеленел от злости. Там-то промолчал, но на следующий вечер, согнав нас в учебный зал, произнёс речь. Дескать ученик, нарушивший порядок в храмце, в Пенси учиться недостоин. Мы подзуживали Марсаллу ещё разок выдать прям во время разглагольствований папаши Тёрмера, но тот был не в настроении. Ну, в общем, вы поняли, где я там жил. В новой общаге имени говнюка Оссенбёргера.
