— Илья! Надоели твои аллегории про паровоз. Если ты себя и считаешь бронепоездом, то для меня это обидное сравнение, — оттопырил губу Алеша Попович.
— Алеша, ты не бронепоезд, ты скорее на швейную машинки фирмы «Зингер» похож. Вдоль границы наплодил Алексеевичей. А мои левые политические пристрастия я никогда не скрывал, и скрывать не буду, так как остановка у нас в коммуне.
К этому моменту, изрядно ослабевший от частого употребления медовухи организм Никитича размяк, и он в полголоса сам с собой вел рассказ, не обращая ровным счетом никакого внимания на то, слушают его или он рассказывает свои истории в безграничный космос. И действительно, кроме, космоса, четверти с самогоном и интеллигентного слушателя — медведя Зигмунда, на богатыря никто внимания и не обращал.
— Да какой там отполовинить. Лень нам. А тут колея уже набитая и державе спокойно. Царь-то он специально отлучил нас от столичных центров. Ведь от нашего неуемного характера и удали молодецкой натерпелась земля русская. Я бывалыча бочонок медовухи или сбитня с утра скушаю, да и пошел гонять печенегов. Ну, а потом, после баталии, на поле брани лет десять ничего не растет. Народ ропщет, говорит, что моя защита хуже набегов басурман, от них разорение на один сезон, а от моих маневров на десятилетия.
— Где ступил сапог солдата, — поддержал откровения мишка. — Там десять лет ничего расти не сможет — дембельская народная мудрость.
— Ага. А Лешка, тоже молодец, начал засматриваться сначала на цареву дочку, а апосля того, как случился с ней, так и на царицу позариться не преминул. А Илюху, так того вообще, легче убить, чем прокормить. Жрет то он не только анаболики. Такое, как он, национальное достояние своим неуемным аппетитом может разорить любую процветающую державу, даже с самой устойчивой экономикой. Вот царь и принял судьбоносное решение, назначил Илюшу прапорщиком пограничных войск. Вручил ему именную булаву, ну а нас произвел в боевые единицы его погранотряда.
— Теперь Илюха, очень вери импотэнт, — решил поумничать Попович.
— Я тебе Лешка, за то, что дразнишься импотентом, башку когда-нибудь именной булавой прошибу! — добродушно парировал Илья.
Алеша, продолжая обрабатывать ногти пилкой, заметил, что «импотэнт», никакого отношения к его Ильюшиной половой слабости не имеет, и в переводе с аглицкого означает «очень важный».
— Вот сколько лет ты, Илюша, пограничишь, а так ни одного иностранного языка не изучил, — резюмировал богатырь-любовник. — Бестолочь, ты. Это же надо, каким чувством юмора обладать, чтобы тебя из-за фамилии к хазарскому племени отнести. Ведь среди хазар таких тугодумов отродясь не бывало. Хотя, быть может, и в хазарской семье не без урода…
