В советской школе выбор долгое время был практически полностью исключен (до появления так называемых школ с углубленным изучением предметов), в российской школе выбор (вариативность программ) некоторое время был выбором школы и учителя, но никак не ученика. Точнее: родители ученика выбирали школу как комплексный обед, который для них (их ребенка) формировала в основном школа.
Забракованный проект стандарта старшей школы пытался (хотя и весьма неуклюже) предоставить возможность выбора образовательной траектории самому учащемуся из некоторого ограниченного меню. И учителя, и семьи оказались к этому не готовы (а учащихся старших классов 16 – 17-летних юношей и девушек просто не спросили, хотят ли они выбирать или нет: ведь они «дети»). Кроме того, экономически и управленчески в российских условиях данную модель было бы крайне сложно (практически невозможно) реализовать. В результате выбор самими учащимися как делался, так и будет делаться во многом только при поступлении в вуз (это – в лучшем случае) и в самом вузе, но со значительно более высокими социальными и экономическими издержками.
Единый государственный экзамен фактически стал главным доказательством проводимых в России реформ в сфере образования. Сама идея – отделить выпускной и вступительный экзамены от организаций, заинтересованных в их результатах – школы и вуза, а также снизить коррупцию[19],—была вполне адекватной. Но поскольку именно в этот момент обучение в высшей школе стало социальной нормой, то объективность в оценке знаний абитуриентов перестала, как ни парадоксально, быть востребованной обществом (и школами, и вузами, и семьями, и региональными образовательными властями, и педагогическим сообществом).
В 2008 г. – последнем году эксперимента по ЕГЭ – результаты сдачи единого государственного экзамена шокировали общество: доля двоек по русскому языку составила 11,2 %, а по математике – 23,5 %. Получалось, что в 2009 г., когда единый государственный экзамен должен был войти в штатный режим, значительная часть выпускников школ могла бы не получить аттестата зрелости (фактически не закончила школу) и не смогла бы поступить в вуз. ЕГЭ из прокламируемого символа роста доступности высшего образования мгновенно превратился в барьер на попадание в вузы.
Выход из данной ситуации был найден в резком снижении требований. Результаты ЕГЭ в 2009–2010 гг. могут быть расценены как существенное, хотя и неявное, поражение его идеи. Всего 2,1–2,76 и 3,0–3,5 % двоек по русскому языку и математике у выпускников 2009 г. и 2010 г., соответственно, – это свидетельство не улучшения ситуации в школьном образовании, а значительного снижения требований к экзаменующимся, особенно если сравнить эти цифры с динамикой доли тех, кто получил двойки по ЕГЭ (по традиционной пятибалльной шкале) по указанным предметам в 2006–2008 гг. (табл. 6)
