Нерешительные, робкие первоначальные попытки хоть как-то зацепиться за густую темноту и остановить падение тщетны, и повторять их – значит выставиться напоследок во всём своём ничтожестве. Ты уже растворился и в этом колодце, и в этом мраке. И только какое-то маленькое и строптивое «я» навязывает остывающему мозгу крамолу: «Но это же глупо, парень, нелепо! А как же те, кто верил и сейчас верит в тебя? Ведь было же и тебе что-то дорого? И ты тоже был кем-то ценим? Зачем же так!» Но почему «был»? Что за чушь! На миг ты забыл, да, забыл: теперь всё для тебя только в прошлом. Потому и возмущаешься, но длится это проявление строптивой наивности недолго.
И ты уже думаешь о другом: должен же быть где-то конец этому холодному колодцу и этому бесконечному падению, неумолимо превращающему твой многосложный мир в паническое унизительное ожидание? И ты не хочешь ждать и рвёшься вверх. Этот сильный отчаянный рывок замедляет стремительный спуск и несёт тебя куда-то вниз и в сторону, но точно – не на дно, и оказываешься ты во власти странного ощущения: падая, поднимаешься.
И вспыхивает свет – неожиданно, слепит тебя, но ты уже осознаёшь: что-то произошло – лучшее – худшее, оценивать рано, – но это уже не страшный полёт.
И ты, поняв и согласившись, что всё для тебя теперь только в прошлом, осознаёшь: теряется память. Часть тебя уходит, как луч света в темноту. Основные воспоминания ещё с тобой, но ты уже не можешь восстановить детали прошлого, в голове твоей больной нет фона: пустота, и в ней возникают большие яркие картины. Они ничем не связаны между собой: лоскуты, вырванные из ткани сознания наугад, случайно. И они постепенно меркнут. И ты превращаешься в точку, осознаёшь себя частицей, которая настолько одинока, что даже не может поверить, если ей кто-то скажет, что, кроме неё, ещё что-либо существует.
И вот – опять свет. И вот дым. Частица взрывается, и ты прощаешься со своей нелепой сингулярностью. Ты чувствуешь жар, боль, к тебе бегут какие-то существа, и ты пока не знаешь, что ты такой или почти такой, как они. И опять выскакивают из мрака картины, за ними колышутся серые волны, и ты хочешь, чтобы эти волны докатились до твоих ног, поднялись выше и полностью поглотили и наполнили тебя. Ты хочешь этого, потому что ты пуст, ты весь высосан этими превращениями, и без этих волн, у тебя нет памяти. И лишь волны могут наполнить тебя недостающим содержанием.
И навалилась прохлада, и закружился хоровод прошлого, и ты оживаешь и осторожно пытаешься идти, с опаской оглядываясь на чувство полного одиночества, которым ты только что был заполнен. И слышны голоса. Чужие голоса. И говорят о тебе. Ну, вот оно долгожданное… И ты тоже начинаешь много и нелепо говорить. Но на тебя никто не обращает внимания. И яркие лампы слепят глаза, и маячат расплывчатые фигуры. Что-то звякает, кто-то тихо переговаривается…
