Глава 15
Дверь с кодом. И код этот каждый день меняется. И там камеры наблюдения, и здесь. Везде. Всё снимают, всё отслеживают. А душу? Туда не заглянешь, камеру не пристроишь. Можно просчитать, угадать, спрогнозировать, проработать возможные варианты развития поведения… Но чтобы полностью – увы и ах. Хорошенькая история. Начала у неё нет. Пока нет. Есть только продолжение. Откуда они берутся? Их привозят. И привозят в состоянии очень даже неприглядном. Изолятор по сути – тюрьма. Строили его наспех. Получилось крепко и небрежно – бывает и так.
И этот новенький воет, как волк. Протяжно, заунывно, зловеще, как в страшном кино. Предыдущий пациент тоже выл, рвался, рычал, стонал, визжал, плакал, замолкал на несколько часов и опять бесновался. Выкрикивал ругательства, иногда очень даже затейливые. Так бывает… Бывает после наркоза – в той, нормальной жизни. Случается такое часто, потому привыкаешь быстро и вскоре не обращаешь внимания: больной есть больной. И всё же примечательно: попадались дамочки вида весьма и весьма интеллигентного, но такое выдавали, и так это у них грязно получалось… Чужая душа… Понятно, в общем. Об этих неловких минутах больному даже намекать не этично – мало ли что бывает, подкорочка растормаживается, а в ней…
Здесь иначе. Тяжёлые длинные дни. Нескончаемые. Затем понемногу, тот, предыдущий, лопотать начал, маму звать, а голосище – хоть на сцену в оперу. А через недельку и вовсе нормально заговорил, стало ясно, кто он, откуда родом, где проживает. И город указал родной, и подробности всякие вспомнил. Описал состояние, похожее на обморок. Дальше – пробел. Только сны, навязчивые воспоминания, озноб, боль.
А этот новый, который пока воет и скоро лопотать начнёт, тоже будет уверять, что проживает он в каком-нибудь Перекатиполевске. Будет. И трудно ему будет объяснить, что в свой родной Перекатиполевск он попадёт не скоро – если вообще попадёт. Потому что попадать ему туда нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах. И будет он обиженно лупать глазками, усиленно сморкаться, потирать виски, силясь что-то вспомнить, недоумённо пожимать плечами, изображая готовность разобраться в происходящем. И остаётся уповать при этом на терпение и доверчивость пациента. И ждать момента, когда он потребует правды, только правды, какой бы она не была.
Правда? Не объяснять же ему: мол, может быть два варианта.
Первый. Действительно, Вы, мил человек, проживаете в милом вашему сердцу городе Перекатиполевске. Проживаете – в полном смысле сказанного – именно там и именно сейчас. И одновременно вы находитесь на лечении – тоже в полном смысле сказанного – здесь и сейчас. И дополнительных вопросов не задавайте. Верьте на слово. Верьте и всё. Верьте мне, верьте другим докторам, с сожалением и не без боязни на вас глядящим, верьте охранникам, что день и ночь глаза мозолящим, верьте постоянно болтающимся здесь внешне приличным господам, для которых и вы, и я – да, я тоже – просто рабочий материал.
