Ветер противоречий [Сборник] | страница 55

Между тем перед зеркалом в своей гламурной спальне приводила себя в порядок увядающая роскошь — постельная принадлежность Петровича. «Вот сейчас приведу себя в порядок, и надо будет позвонить на работу толстолобику», — вела она разъяснительную беседу сама с собой.

Зло забренчали ключи, и рявкнула замком входная дверь.

— Ой, Степа! Ты вернулся? — увядающая роскошь чуть было не обняла своего «любезного» в порыве чувств. — Ой, ты такой извозюканный, — испуганно окинула она взглядом своего толстолобика. — Ой, я только хотела звонить твоему начальству. Так оно же рано не приходит на работу, а домой — неудобно. У твоего начальства жена-то ревнивая, объясняйся потом…

— Ой, не надо трындеть, — в тон ей ответил Петрович, сникнув плечами и распустив живот.

Как показало зеркало в прихожей, он до безобразия устряпал куртку и штаны. Поэтому в душ побрел одетым.

Петрович не слышал, что в утренних новостях по «ящику» передавали:

«За минувшие сутки в городе зафиксировано тринадцать пожаров, восемь вызовов оказались ложными. Последним пожаром, на который выезжал пожарный расчет, оказалось возгорание на улице Заозерной. Звонок поступил в пять часов пятьдесят пять минут от разъездного наряда частного охранного предприятия «Пантера». Пожарный расчет прибыл на место в нормативный срок. Но спасти от пожара бревенчато-рубленное жилое строение тысяча девятьсот тридцать восьмого года постройки не удалось. Рассматриваются две версии случившегося: неправильная эксплуатация печей и поджог. По подозрению в поджоге задержан местный житель — безработный».

Такие были местные новости.

Петрович вышел из душа. Зазвонил его сотовый телефон:

— Петрович, ты уже дома? — это была заслуженная комсомолка Берта.

— Дома… Спасибо, Берта, что подсуетилась.

— Мы-то знаем, в какое русло направлять свою энергию, — засмеялась довольная собою Берта.

А псина, подтверждая солидарное «мы», гулко залаяла.

Пермь

Сухостой прошлогоднего репейника хороводиками гнездился на пустыре у автостоянки. Стебли бурой накипью соцветий сплелись с ветками побочных кустов. Бурьян прятал оскал железобетонной плиты и прочий строительный мусор. Именно на эту замшелую, халвичного цвета глыбу наткнулась малышка Окушка, опасливо объезжая Ху-образный перекресток.

— Хоп твою мать! — выругалась ты редкостно, когда руль тупо вдавился в твою грудь, ждущую иных ласк.

Казалось, что может грозить на мелкотравчатом, с островками прошлогоднего репейника, пустыре твоему почти игрушечному автомобильчику? И все-таки напоролась Окушка, беспомощно зависнув на бетонном гребне. Ты, ошарашенная, выскочила из балансирующей машины. Ока, непристойно растопырившая колеса-таблетки, опросталась постыдной лужицей воды и масла. Ты не могла прийти в себя, зажмурив глаза от боли и обиды. А Окушка в ожидании помощи возвела евразийского разреза фары на бетонную коробку многоэтажки. Пустырь упирался в этот дом, где ты жила, и распространялся аж до первых лестничных площадок.