— А раньше эта тема для разговора для тебя была вполне приемлемой. Что же изменилось? — заметил я, на что он только нахмурился. Молчим. Рассказать ему все? И что дальше? Можно дать ему амулеты, попытаться научить окклюменции. Хотя с его–то характером это сделать не так уж и легко. Нок чему это приведет? Можно ли ему верить? А если Дамблдор узнает? Сколько проблем возникает с его появлением. Просто кошмар. Я посмотрел на Дафну, которая прислушалась к нашему разговору, продолжая делать вид, что изучает заклинания из книги. Если не верить никому, то в результате, я останусь один. Постучав пальцами по подлокотнику кресла, я произнес, — ладно, слушай и не перебивай. Потом задашь вопросы.
Я начал рассказ с нашего первого дня в Хогвартсе, с заклинания, которое было применено Дамблдором во время первого праздничного обеда. Даже Дафнупрониклась, что уж говорить о Роквуде. Девочка уже закончила заниматься и теперь сидела в соседнем кресле, листая очередную книгу по рунам и слушая меня. О некоторых вещах она слышала впервые. Я не стал говорить о действиях чар, но подметил изменения в своем характере, упомянул про свои «зависания» и замеченную мной чрезмерную агрессию Роквуда. Кстати, сейчас Адам ведет себя примерно так же, как в первые дни в школе. Может, не все закладки слетели? Или некоторые уже въелись в его сознание?
Затем явспомнил историю с Грейнджер и Запретной секцией, где с ней «поговорил» по душам директор. Дальше — больше: очередное изменение характера Адама после Рождественских каникул (гриффиндорец при этом задумался и чему–то кивнул)и, наконец, то, как я видел произошедшее в Запретном коридоре и после него. Единственное, о чем я умолчал это предостережение и помощь призрака Темного Лорда.
— Дамблдор сделал все это? Не может быть! Этого… Но… Я не верю! Должно быть какое–то объяснение! Зачем…?
— Не знаю, Адам, — пожал я плечами. — Я просто не знаю. Может, он сходит с ума. Может, я. Может, на все, что я тебе тут рассказал, надо смотреть под другим углом. Может, он хочет получить какую–то выгоду, прикрываясь своей излюбленной фразой «Во имя всеобщего блага». Я не знаю. Все, что я тут рассказал это то, что я видел и слышал. Могу поклясться в этом.
— А если просто спросить? Если просто задать ему вопросы?
— И? Когда я остался с ним один на один в кабинете, то чудом смог сохранить самого себя. До сих пор не понял, как это работает. Складывается ощущение, что Обливиэйт на меня не действует. Чего не могу сказать о вас.
