Чтобы в юрте горел огонь | страница 27
Долго-долго смотрит Нилка на заколдованный рыбий хоровод. Её рука невольно тянется к стеклу: от сильного света пальцы становятся розовыми, красная рыбка подплывает к ним, трётся с той стороны стекла своим золотистым боком и уплывает, широко и часто открывая рот. И все они кружатся и играют в воде, и им дела нет до Нилки и других зевак, которые плотным кольцом окружили аквариум.
В конце концов девочка спохватывается, вспоминает про свою вину и, набравшись духу, идёт домой.
Мать стряпает на кухне пельмени. Запах сырого мяса разносится по всей квартире. Вскоре возвращается из школы Дарима. Мать наливает дочерям в тарелки крепкого бульона с прозрачными каплями жира.
Напряжение не покидает Нилку. Она не сомневается, что мать уже почуяла неладное и просто скрывает свое настроение, ждёт прихода отца, чтобы наказание было более суровым. Но Антонина что-то напевает, разговаривает с Даримой, а Нилку не видит совсем, будто девочка растаяла, испарилась, как парок над чашкой чая, стала невидимой вместе с двумя упругими косичками, со своим лобастым круглым лицом.
Наверное, мать с Даримой жили без неё всегда так дружно и весело, как сегодня, вдруг догадывается Нилка.
И это запоздалое открытие, как большая заноза, покалывает ей где-то в груди. Ведь не зря же мать любит говорить знакомым, глядя на младшую дочь:
— Дичок она у нас. Тяжёлое дело — детей поднимать. Скорее бы уж выучить.
А сегодня мать решила передохнуть от Нилки и стала сразу прежней, счастливой. Она надевает платье из шуршащего шёлка, причёсывает гладко волосы, прихорашивается перед зеркалом, как будто ждёт гостей.
Но никто не приходит, никто не звонит. Мать стоит у широкого окна; из него видна улица, по которой отец возвращается домой. Она ждёт его, как ждала многие вечера, но сегодня нет напряжения в её позе, нет тоскливого беспокойства в чёрных глазах.
Когда Нилка лежит в постели, через неплотно прикрытую дверь спальни до неё доносится глухой кашель отца и тихий радостный смех матери, потом они смеются вместе, уже громко и о чём-то долго говорят…
* * *
На другой день мать вызвали в школу. Она вернулась рассерженная; ещё не успела переступить порог дома, как раздался её возмущённый голос:
— До чего дожили! Собственный ребёнок позорит нас. Мы с отцом работаем, не жалея себя. У тебя есть дома всё. Чего тебе не хватает? Подраться из-за какой-то книжки!
Она хватает Нилкино пальто, шапку, наспех одевает её:
— Иди проси прощения у Кольцовых. Пока не извинишься, домой не приходи, не пущу.
