Стеф и теперь не может забыть поездку в Портланд и встречу с Чи Джи. Не может забыть, как шли с Чи Джи через Портланд к деловому клубу и красивый Чарльз Джером Рид глядел на Стефа свысока, иронически посмеиваясь. «Сейчас, как вы увидите, они завтракают и все места в столовом зале уже заняты, все места, которые каждый из них занимал прежде, толь–кое мое место свободно…» И действительно они вошли в сумеречные покои клуба, слышался сдержанный говор, звон посуды, пряный запах лаврового листа, которым были сдобрены соленые огурцы — ах, эти порт–ландские соленые огурцы!.. Они шли так быстро, что едва не вторглись в пределы ресторана, где заканчивался завтрак, но это, кажется, не обескуражило Чи Джи. «Видите вот этот стол? — произнес он, нисколько не смущаясь тем, что его услышат сидящие за столом. — Они в сборе. Свободен только мой стул — никто из них не осмелится его занять… Ни сегодня, ни, я уверен, завтра. Здесь я сидел многие годы, отбивая их атаки вначале удовольствия ради, а потом серьезно, совершенно серьезно, но весело, всегда весело… К Чи Джи вернулось доброе настроение, всю обратную дорогу он смеялся. И только у самого дома, подняв на него глаза, Стеф увидел, как темно его лицо. Нет, эта борьба стоила ему сил немалых, и стало чуть–чуть жаль Чи Джи, хотя у состояния, которое в эту минуту владело Стефом, было, наверное, иное название — восхищение… Именно восхищение: «Что может быть прекраснее совестливого человека?»
Но ведь Чи Джи был в Америке не один и все рассказанное было привилегией не одного только Порт–ланда? Наверняка были свои Чи Джи и в родном Сте–фу Сан — Франциско, как и в соседнем Лос — Анджелесе, и в Нью — Йорке. Началось великое для Стефа собирание сил, а заодно и поход против всякой нечисти, подобный походу Чи Джи против портландской аферы. Стеф метался по американской земле, возбуждая умы: «Начинается великий поход тех, кого можно назвать совестью Америки! Соскребем всю и всяческую нечисть! Покончим с позором городов!..» Этот остробородый человек в самом деле стал грозой для всякой скверны американской, его приезд в город вызывал у сильных мира сего состояние, близкое к судороге. Будто гигантской железной гребенкой Стеффенс прошелся по городам, вычесывая паразитов. Он был уверен, что достаточно пройти гребенкой еще раз, другой, а потом, как это делали простые люди, изгоняя паразитов, окунуть голову в керосин, и с великой дезинсекцией Америки будет покончено. Но так ли это было легко?
