Впрочем, все эти исторические параллели я обдумал потом. А в этот момент просто шарахнулся, воскликнул: «ни», но, заметив выраженный испуг ребенка — будто я его ударил, погладил малыша по голове и сказал мягко:
— Не обижайся, у нас это не принято.
Голый мальчик схватил мою руку, вновь положил ее себе на голову и, придерживая ее там, встал на колени. И сказал довольно чисто:
— Львенок.
Потом указал на меня другой рукой и сказал:
— Черепаха.
Худо ль бедно, но с купанием справились. Очень пацана смущали мои трусы, указывая на них он произнес целую речь, полную скрежещущих и фырчащих фонем. Ну никак не удавалось мне идентифицировать лингвистические истоки. Проскакивали, вроде, латынские слова, вроде — из иврита что–то. Впрочем, в любом шуме встречается нечто, похожее на речь. Второй проблемой после трусов была очередность омовения. Мальчик ни в какую не желал заходить в ванну первым. Видимо, в его племени старшинство было важным укладом и не ограничивалось только сексуальными обязанностями.
Все же вымылись. Мальчик оказался весьма белокожим, довольно тощим, со стройными ногами и выраженной мускулатурой.
Я, признаться, не люблю подробных описаний внешности, как это было принято в романах девятнадцатого века. Так что, для эрудированных привожу сравнение. Пацан был очень похож на мальчишку артиста Ай Ланг Хуанга из классического Гонконговского фильма «Громовой богомол / The Thundering Mantis», выпуска 1979. (Режиссер: Йип Винг Чо / Yip Wing Cho). Только с европейским лицом.
Паразитов ни на теле, ни в волосах не было. К шампуню он отнесся спокойно, наверное в его народе омовения с использованием мыльной пены существовали, как и у Древних греков — римлян.
Я напялил на него свою рубашку, приволок раскладушку, бросил на нее матрасик, подушку и одеяло. Ребенок недоверчиво потрогал это алюминиевое сооружение, стащил матрас на пол, лег и сразу заснул.
Было уже позднее утро, часа четыре прошло с момента неожиданного явления дитя отставному журналисту. Дворник и мальчик — сюжет для фантастического рассказа. И я не нашел ничего лучшего, чем нацедить полстакана коньяка и хряпнуть за все непонятное.
Потом приступил к изучению одежды своего гостя.
От этого увлекательно занятия меня оторвал голос ребенка. Во сне он с четкой артикуляцией несколько раз произнес:
— Ёу нот тхе славе. Ёу аре а год.
Я записал эту абракадабру и бросился к компьютеру.
Поиск дала множество вариантов, наиболее правильным из которых оказался транслит: «Jou not the slave. Jou are a god». Дрожа от нетерпения я обратился к словарю и получил частичный перевод с английского: «Jou не раб. Jou — бог». Осталось разобраться с «Jou». Вот, что подсказала википедия, открыв нидерландский язык: «jou (je) — ты или я, в зависимости от падежа и контекста. Je (неофициальный, безударный) — ты. Д. — В. jou (je)»
