Наушник Сергея прятался за колонну Арки победы и чтобы обнаружить его, Платона следовало силой оторвать от арки, что, вероятно, вызвало бы немалый интерес у других обладателей наушников и черных курток. Возможно поэтому, а может быть оттого, что зевака у арки вызывал у прохожих не больше интереса, чем бездельники на площади, Сергея так никто и не тронул.
А Сергей продолжал стоять и думать, зачем он здесь и кто его сюда послал. И хотя со второй частью вопроса все вроде было ясно — как и других коллег его сюда отправил директор кишиневского СИБа Волосатый — полковник лично провел инструктаж и даже прочел, как показалось Сергею, весьма двусмысленную лекцию о положении в стране — проблема первопричины его присутствия здесь, на площади, была покрыта таким же туманом, как смысл речи полковника. Поставив вопрос ребром, можно было спросить: есть ли в этом участие Бога, воля которого, как известно, простирается на все сущее? И может ли так статься, что он, Сергей Платон, двадцати трех лет от роду — посланник Божий, раз уж так принято на этом свете, что на все Его воля? А все эти люди в кожаных куртках, они — тоже его посланники? А митингующие — вестники воли Божьей? Если Бог в каждом из нас, разве нельзя допустить, что каждый из нас вещает Его речи, осуществляет Его действия? А может, все не так, и религия врет, и ни митингующие, ни те, кто зорко наблюдает за ними, ни даже те, кто смотрят на тех и на других из окон домов, из парка, или из проезжающих машин и троллейбусов, никто, истинно говорю вам, не является ни вестником, ни провозвестником и уж тем более ни посланником Всевышнего. И нет никого на погрязшей в жестокосердии, разврате и стяжательстве Земле, на кого Бог мог бы указать перстом своим и сказать: вот он, мой посланник, вот вестник воли моей.
И так думал раб божий Сергий, глядя на беснующуюся толпу. И переживал невыносимые страдания в душей своей, пугаясь еще не заданных вопросов и не находя ответа ни на один из тех, что уже пришли ему на ум.
И еще он не мог понять, почему он до сих пор в ней — в кожаной черной куртке с круглым следом на правой лопатке.
9
Поливать цветы не было никакой необходимости. Во–первых, они уже вполне созрели, были аккуратно срезаны и даже начали увядать. Во–вторых, цветы помещались в плетеной корзинке, ручка которой была обвязана трехцветной — сине–желто–красной — лентой, а дно корзинки не было усыпано ни землей, ни песком, ни торфом — одним словом, никаким подобием почвы, которая, пропитываясь влагой, питала бы ею и воткнувшиеся в нее стебли. Наконец, Сергей не был уверен в том, что моча — обыкновенная человеческая моча с высоким содержанием алкоголя — благотворно скажется на состоянии алых и белых гвоздик, в корзину с которыми на его глазах и под светом прожекторов мочились два отморозка у постамента памятнику господарю Штефану.
