— Искупаемся?..
Извилина забирается на «палец». Внезапный ветер морщит озеро.
— И не думай! — попытается остановить его Седой…
А еще вспоминает, как днем позже, поутру…
…Выйдя из домика «метр на метр, два вверх», едва не наталкивается на Извилину. Тот нетерпеливо переминается, прыгает, поджав под себя больную ногу, потом — нахал! — спрашивает:
— Удачно?
— Я не в том возрасте, чтобы отмечать подобное событие дружеской пирушкой, — огрызается Седой.
— Дождешься? Поговорить надо.
— Здесь?
— Я Денгиза, думаю, пригласить, — говорит из–за тонкой дощатой двери Извилина.
— Кого?!
— Денгиза.
— Того самого?
— Да.
— И куда?
— Сюда.
Седой рассеянно смотрит по сторонам, зачем–то переставляет костыль, затем снова берет, неловко вертит, прежде чем прислонить обратно.
— Долго думал?
— Так надо.
— Лихо крутите, ребятки, как бы до времени не обжечься.
— Да уж, — натужено проговаривает Извилина из–за дверей.
— И ты, это, — сердится Седой, — надолго не занимай, мне от твоей новости опять захотелось! Освободишься, Молчуна ко мне пришли.
— Сюда?
— А хоть бы и сюда! — рычит Седой. — Чем не штаб–квартира?! Постоянно здесь встречаемся! А будешь пересиживать, скажу Георгию, чтобы определил ко мне в наряд — давно пора «домик» вычищать!
— Ладно–ладно, развоевался, — Извилина, поспешно выпрыгивает на одной ноге, придерживаясь за дверь, на ходу подхватывая свои костыли. — Сейчас пришлю. Да он и сам подойдет — у него уши со всех мест растут. Громко слишком! — упрекает Седого.
Молчуна искать не надо, Молчун уже здесь — отшагивает от яблони, как привидение. Извилина оставляет их вдвоем. Но Седой еще терпеливо ждет — пока войдет в дом, хлопнет дверью.
— Ситянский умер — знаешь?
Федя — Молчун равнодушен — умер, значит, умер.
— Что ты ему вколол? — спрашивает Седой, и тут же поясняет: — Ты знаешь, я во всякий бред, вроде отсроченной смерти, не верю — Ситянский не африканец, а ты не шаман Вуду, чтобы ему такое внушить. Потом, когда ты его развернул и по спине ладонью хлопнул, между пальцев у тебя что–то было зажато, вроде пузырька целлофанового маленького — от него, подозреваю, иголочка. Так что вколол?
Молчун не отвечает — смотрит мимо и чуточку угрюмо.
— Еще осталось?
Осторожно кивает.
— Начнется операция, то же самое мне вколешь.
Федя смотрит удивленно — прямо в глаза.
— Так надо. И, возможно, не я один попрошу — Извилина может догадаться. Совесть взыграет, вины свои взвешивать начнет… Но ему, если будет настаивать, вколешь дистиллированной воды. Понял?.. Позже, как закончится, про это скажешь, а то внушит себе… Кто вас знает, молодых… Впечатлительные очень!
