Не совсем.
Я вышла из автобуса и огляделась. Ладно, я уже определенно не на земле. То есть, по ощущениям, это была земля. Да и выглядела как земля. Думаю, на вкус это тоже была земля, звучит, конечно, странно. За исключением воздуха — он был чище и слаще, что твой кленовый сироп или тыквенный пряный латте.
Хамлоф, думаю, мы больше не в Канзасе.
Взвизгнув шинами, автобус тронулся с места, а я осталась совсем одна на жуткой стоянке без куртки, телефона или друга в этом мире… Внезапно, я ощутила, что под всей этой сладостью в воздухе витает нечто совершенно иное. Что-то кислое и протухшее. Некое послевкусие.
Потом я поняла.
В воздухе витал аромат увядших цветов.
Нет, увядших роз.
Как у меня на похоронах. Как тех, что положили на мою могилу, когда меня закопали. Я до сих пор слышала глухое тук-тук-тук, как один за другим цветы падали на крышку моего гроба. Я до сих пор помню, как они пахли вначале и после, спустя часы, дни и даже недели.
Отвратительно, гнилостно, сладко.
Внезапно, чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что их запах был повсюду. На языке, в носу, даже в глотке… он душил меня мыслями о смерти, об увядании розовых лепестков. Меня затошнило, хотя у меня в желудке уже ничего не было. Но это было неважно. Меня все равно вырвало.
Я закашлялась и упала коленками на асфальт, пыль и грязь затуманили зрение, волосы и легкие; спазмы продолжались до тех пор, пока единственное, что я смогла сделать — это свернуться в клубок и перетерпеть, пока закончится весь этот ужас. Каждую частичку моего тела разрывала боль, словно вселенная взорвалась у меня в черепе, или же мое тело пыталось разорвать само себя изнутри, чтобы отстроить все заново. Чтобы создать некую извращенную версию меня.
Вся королевская конница и вся королевская рать, не смогли Бри собрать.
Когда худшее осталось позади, все на что я была способна — это лежать на земле, возвращаясь в сознание и, периодически, теряя его, испытывать странную смесь отрывистых воспоминаний. Например, как нос Джека морщился, когда он улыбался. Как Хамлоф гавкал и гонялся за своим хвостом. Холодные, зеленоватые волны Тихого океана. Я словно была нигде и везде одновременно.
Вот мне двенадцать, я еду с отцом на красном кабриолете, и мы подпеваем группе Бич Бойз песню «Одному Богу Известно».
Мне девять, я перепрыгиваю через пульверизатор с Сейди, Эммой и Тессой; мы смеемся от того, что Хамлоф гоняется за нами и цапает нас за голые ноги.
