— Здесь у меня медичка на практике, — добавил он.
«Счастливый отец, — подумал я, — так молодо выглядит, а у него такие взрослые дети. Можно позавидовать».
Но я опять не успел высказать ему свою мысль — вдалеке показались серебристые трубы нефтезаводов, и мой спутник заметил:
— Здесь, в Плоешти, у меня пятеро. Один, правда, сейчас в отъезде, за рубежом. Он у меня мастер на заводе имени «1 Мая», выпускает нефтеоборудование, а сейчас выехал в Гану на монтажные работы. А остальные четверо — два юноши и две девушки — все работают на строительстве.
Мы проезжаем Бразь, Кымпину, Комарник.
Мой спутник громко читает названия станций и каждую минуту подзывает меня к окну.
Здесь у него химичка.
Здесь инженер-механик.
Я уже сбился со счета. У меня мелькнула мысль, что он и сам, вероятно, не всех помнит и путает их профессии.
Но я тотчас отогнал такое предположение и проговорил:
— Извините меня.
Он даже не слышал.
Поезд подходил к Синае, и он стал собираться.
— Вы в отпуске сейчас? — спросил я.
— У меня каникулы. Мой тут инженером работает. Пригласил меня в гости на несколько дней.
Тут я не удержался и воскликнул:
— Сколько же у вас детей? Я насчитал больше дюжины.
— По-вашему, это много? — Он с улыбкой посмотрел на меня.
— А по-вашему?
— Маловато.
— !
— У меня их гораздо больше. Раз в десять.
Он взял свой чемодан из багажной сетки, пожелал мне счастливого пути и на прощание отрекомендовался:
— Учитель Николае Думитран.
Раду первым подошел и стал утешать его:
— Ничего страшного, утрясется!
Потом подошла Лия:
— Выше голову!
Потом Ион:
— Не горюй! Бывает.
И вот он сидит один в классе и с умилением думает о них. Какие хорошие ребята! Все умчались во двор на перемену, и только эти трое почувствовали, что ему хотелось услышать теплое слово, подошли к нему и ободрили его. Только теперь, да, именно теперь-то он и узнал, кто его истинный друг, а кто — нет. Эта злосчастная тройка по математике была, что называется, пробным камнем для дружбы. Те, для кого он что-то значит, настоящие друзья, не оставили его в беде, не помчались играть во двор, а подошли к нему и сказали: «Ничего страшного, утрясется!», «Выше голову!», «Не горюй!..» А Барбу? Барбу, которого он считал больше чем другом, а может, и больше чем братом, что для него сделал Барбу? Он первым выскочил из класса. Вылетел пулей. Даже и не глянул на него. Конечно, что ему глядеть? Что он может увидеть? Человека, убитого горем. А Барбу это мало волнует. Вылетел стрелой из класса, играть в «жучка» или в «колдунчики», а может, посмеяться с девчонками над его бедой — почему бы и нет? Ну что ж, уважаемый, так и запомним! Значит, вот вы какой, так вы понимаете дружбу? Пять лет дружить, целых пять лет, и вот — нате вам пожалуйста!
