В глазах потемнело.
– Отпусти, медведь косолапый! Задушишь! – прохрипел я из последних сил.
Но не тут-то было! И в тот момент, когда я совершенно смирился с неизбежностью моей несвоевременной кончины, Степан ослабил хватку, отодвинул меня на расстояние вытянутых рук и недоверчиво спросил:
– Вась, а Вась! Это действительно ты?
– Нет, – с трудом просипел я, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. – Это всего лишь то, что от меня осталось.
– Н-у-у, Василий! – обиженно промычал Степан. – Мы ведь не виделись с тобой год и семь месяцев! И я действительно чертовски рад тебя видеть! А ты, как я вижу, стал значительно мускулистее и крепче! Я как-то сразу тебя и не признал!
Я мысленно возблагодарил Всевышнего за то, что стал мускулистее и крепче, иначе попросту бы не выжил после дружеских, богатырских объятий гиганта.
– Кстати, ты уже третий раз за последнее время почему-то упорно не признаешь мою скромную личность, – кое-как приходя в себя, проворчал я. – Мы уже встречались с тобой этой весной и летом. Лоб в лоб! Но ты почему-то не соизволил меня заметить.
– Не может быть!!! – возмущенно взревел Степан. – Так что же ты тогда сам сразу не признался!!!
И хлопнул меня своей лапищей сбоку по левому плечу. Я как теннисный мячик отлетел в сторону и с размаху врезался в несчастного попрошайку. Тот только-только закончил собирать деньги в свою шляпу и, наконец-то, встал с измазанных грязью коленок. В какой-то момент трудно было разобрать, где кончаюсь я, и где начинается цыган. Я ухватился за охнувшего бродягу обоими руками, как утопающий за спасительную соломинку, не то попросту бы свалился на мокрые булыжники скользкой мостовой. Ручка зонтика, зажатая в моей руке, больно ударила попрошайку под локоть. Шляпа, бешено вращаясь, взлетела вверх, осыпая золотистым дождем монет головы недоумевающих прохожих.
Цыган дико взвизгнул, с трудом расцепил мои руки и, злобно рыча, отпихнул меня в сторону. Глаза его налились кровью, лицо перекосилось от звериной ярости. В руке бродяги появилась рукоятка, из которой с холодным металлическим щелчком выскочило короткое сверкающее лезвие. Я медленно попятился назад, судорожно сжимая в правой руке ручку зонтика, готовясь как можно дороже продать мою скоротечную жизнь. Мышцы мои напряглись, как тугая, натянутая тетива лука.
Но тут нежданно, словно из-под земли, предо мной вырос грозный и несокрушимый Степан Тягнибеда. Он схватил бродягу за борта безрукавки и резко поднял его вверх, да так, что ноги цыгана конвульсивно задергались в полуметре от поверхности мостовой. Швы безрукавки предательски затрещали, но выдержали. Никогда мне еще не приходилось видеть, чтобы выражение ярости на человеческом лице так быстро сменялось гримасой цепенящего, панического ужаса. Богатырь встряхнул попрошайку с такой неимоверной силой, что нож вывалился из его одеревеневших рук и с жалобным звуком звякнул о мостовую. Степан ловко носком ботинка 47-го размера подфутболил отточенный до зеркального блеска нож цыгана. И тот, вращаясь волчком, улетел далеко-далеко в сторону. Ударившись о гранитный бордюр, нож отскочил и провалился между брусьями решетки водосточного люка. А гигант медленно приблизил свое суровое лицо к перекошенной физиономии бродяги и веско произнес:
