в которой Каблуков с Зюзевякиным пьют ром и впервые появляется Виктория Николаевна Анциферова
Конечно, история рода Каблуковых хороша и занимательна сама по себе, но ведь есть и Д. К., пока еще живой, еще только недавно проснувшийся, маг, мистик, вечный беглец от любви.
— Странный ты все же человек. Каблуков, — говорил ему в их последнюю встречу Зюзевякин (в ту самую встречу, когда и надоумил его приняться за эти вот трепетные страницы), — здоровый мужик, тридцать пять лет тебе уже стукнуло (ну, с возрастем Д. К. я, кажется, тоже разобрался), а все с бабами никак сладить не можешь. Посмотри на меня, Джон Иванович, живой ведь пример перед глазами!
Живой пример действительно находился перед глазами Д. И.Каблукова. Дело происходило в городской резиденции Фила Леонидовича, и был тот одет по–домашнему просто: лишь кремовые плавки с вышитым золотыми нитками вензелем «Ф. З.», и больше ничего. Сидели наши приятели (а ведь к этому моменту взаимоотношения их насчитывали чуть ли не добрый десяток лет, да, сейчас Каблукову тридцать пять, в двадцать пять он принял наследство рода из рук умирающей тетушки, а через пару лет судьба свела его с Зюзевякиным, значит, именно семь, а может, что уже и восемь лет назад происходило их приятнейшее путешествие на яхте «Лизавета», а сейчас вот Лизавета давно живет на Сейшельских островах, а Кошаня I сменилась таким количеством кошань, что лишь сам Ф. З. может в них не заплутаться) в главной каминной зале зюзевякинского замка, только что плотно отобедав, только что послушав прелестнейший скрипичный концерт Моцарта в исполнении домашнего оркестра Ф. З., только что выкурив каждый по сигаре «корона–корона» (за эти годы и Каблуков пристрастился к подобному куреву), так что ничего им больше не оставалось, как просто предаться трепу, правда, стал этот треп принимать в устах Фила Леонидовича Зюзевякина несколько нравоучительный (еще можно сказать «назидательный») характер.
— Вот Лизка, — говорил ему Зюзевякин, — как она тебя любила, сколько ждала! Да и сам понимаешь, — тут Ф. З. печально прикрыл глаза, — что я не вечен, а ведь кому–то все это надо оставить! И что, прикажешь сейчас все это оставлять Лизке с ее непутевым монакским принцем? — Успокойся, Фил Леонидович, — незаметно друг для друга, на седьмом, а то и на восьмом году близких приятельских отношений наши друзья перешли на «ты», — успокойся, родной мой, жить тебе еще долго, глядишь, и разведется Лизка к той поре…
