Полуденные песни тритонов[книга меморуингов] | страница 53

Впрочем, и я сейчас хорош — подглядываю за тем собой, который в пылу юношеского как самолюбования, так и глубочайшего нигилизма приперся в упомянутый уже театр, дабы предаться публичному обнажению своей души на сцене.

Между прочим, это был второй театр по счету. Название первого, как и положено, не помню, но зато хорошо засела в голове сцена, где несколько человек несут на носилках какого–то бедолагу. И вроде бы я тоже должен был там суетиться, чуть ли не в белом халате, вот только что это могло бы быть?

УРА!

ВСПОМНИЛ!

«ФИЗИКИ» ДЮРРЕНМАТА…

Но в «Физиках» меня на сцену так и не выпустили, наверное, побоялись, что из–за среднего своего роста и непредсказуемого в проявлениях на тот момент возраста я могу кого–нибудь и уронить.

Или уронят меня.

Что тоже не очень–то приятно.

Поэтому я и перебрался в другой театр, репетировавший не по вторникам, скажем, и четвергам, а — предположим — по средам и пятницам.

Или наоборот:

по вторникам и четвергам!

«Пилигримом» же театр назывался потому, что его создатель, он же главный режиссер, он же автор всех инсценировок, физик–теоретик (так мне сейчас кажется) по специальности очень любил одну песню, в которой были такие слова:

«Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы

идут по земле

пилигримы.»

Каждая репетиция начиналась с того, что весь списочный состав радостно и вразнобой орал эту песню, мне тоже хотелось орать с ними, вот только знать бы еще, кто был автором — про Бродского я услышал лишь несколькими годами спустя, но лишь сейчас могу с уверенностью заявить, что

все в жизни есть ни что иное, как цепь совпадений, и хорошо известно, что порождается она, скорее всего, лукавым.

Но это сейчас мне так кажется, когда игра в разгадывание знаков/совпадений уже не приносит никакого удовольствия — одна привычка, только если все же заняться таким анализом всерьез, то получается странная штука.

Что в том времени, что — в этом.

То есть, как в том времени вся моя театральная история наполнилась какими–то странными совпадениями, так и в моей нынешней жизни есть многое, что напрямую связано все с той же самой историей.

ПРО ТО ВРЕМЯ.

Тут все очень просто.

Театр назывался «Пилигрим» и был он так назван уже сказано, почему.

А дело происходило весной 1972 года.

Можно и прописью, вот так:

одна тысяча девятьсот семьдесят второго года.

Именно того года, когда поэта Бродского решили выслать из этой самой страны.