И он все, как есть, рассказал старухе.
А та, внимательно выслушав, молвила:
- Трудное ты мне задаешь задание, без любви полюбить невозможно, нет таких приворотных чар, чтобы в здравом уме, в трезвой памяти, влюбить в себя нелюбимого, но я попытаюсь тебе помочь. Порывшись у себя за пазухой, достала тугой узелок приворотного зелья, развязав его бросила в огонь сноп вереску, семя хлопка и горчицы, приговаривая:
- Три - не тройка, девять - не девятка.
Стала смотреть, как все это полыхает.
Удостоверившись, что огонь горит ровно и неслышно, принялась прыгать возле огня, выкрикивая какие-то неясные и мутные слова с нелепыми окончаниями:
- Птырык-шмырык, птырык – шмырык,- шлепала она губами, словно обезьяна, грызущая раков.
Риф долго смотрел за тем, как костлявая старуха исполняет танец живота и бедер, спросил:
- Ты поможешь мне или нет?
Но та, не обращая внимания на вопрос, принялась метлой толочь воду в котле, приговаривая все те же непонятные и мутные слова с нелепыми окончаниями:
- Птырык-шмырык, птырык –шмырык.
- Так ты поможешь мне или нет?- уже настойчивее спросил он.
- А я чем, собственно говоря, тут занимаюсь,- уже на понятном ему языке ответила Шеймина мать,- если тебе что-то не нравиться, иди отсюда и не путайся под ногами.
- А как же снадобье?- с мольбой в голосе запричитал Риф.
- То-то же,- радостно потирала руки старушка,- нужна еще кому-то моя волшебная сила,- протянула ему флакон зеленого стекла с дурно пахнущей жидкостью, приговаривая,- будешь поить ее вот этим снадобьем.
- А поможет?- с опаской допытывался Риф, искоса поглядывая на жидкость, по цвету и запаху напоминавшую яд тарантоватого Шершня.
- Это заговоренное лекарство «от любви до ненависти»,- отвечала старушка,- его нужно принимать три раза в день по две капли, и она будет твоя.
- Неужели поможет?.
- Должно помочь,- отвечала Шеймина мать,- а там, как бог даст, а теперь убирайся, топнула ногой, хлопнула рукой и тут же какая-то неведомая сила подхватила Рифа и умчала прочь. Вернувшись домой, он долго и нудно отпаивал Кампу любовным снадобьем, надеясь на исцеление, а той становилось только хуже.
- Что делать?- советовался он с мамой.
Теперь уже Шейма сама отправилась к своей матери. Время предательски отсчитывало минуту за минутой, часы растянулись до размера вечности, а Шейминой матери все не было.
Риф уже отчаялся ждать, когда, наконец-то, блеснула молния, с неба раздался громовый глас, и среди ясного дня наступила густая, вязкая тьма. И тут же из этой вязкой тьмы сгустилась фигура Шейминой матери, в руках у нее блестела склянка с черным порошком.
