– Ладно, Крис, надеюсь, ты хоть что-то понял и пронялся. Держи. – И он положил на край стола видавшее виды кожаное портмоне с истертой золотой монограммой в углу. Такому портмоне место на помойке, но оно мне дорого как память об отце, и я не поменяю его на самое дорогое и новое. – Да, вот еще что. Никогда больше не заходи в ту лавку.
– Не зайду. Теперь уже точно никогда.
– Кристиан, – услышал я в спину уже на самом пороге, – и все же попробуй взяться за ум. Если все так пойдет и дальше, то…
Что – «то», господин Дарвелл? То я кого-нибудь убью? Убью, не задумываясь, если выбор станет между его или моей смертью. Тюрьма или даже каторга – это еще не конец жизни. Иногда все решают мгновения, после чего переделать уже ничего невозможно.
– И не забудь передать привет своей маме, госпоже Флойд.
Закрывая дверь, я кивнул: не забуду. Хотел я еще сказать ему, что зря он купился на рекламу – не любят логники фильтрованную воду. Хуже для них только болотная. Неужели он сам не видит, что левый нижний угол визора уже фиолетовым начал отдавать? Хотел, но не сказал.
За воротами тюрьмы меня встретил пронизывающий до костей ветер. Оно и понятно. Март. Ветер в это время года всегда дует с Ланкайского залива. Я поплотнее закутался в куртку и поморщился: ее теперь только выбросить, настолько она пропиталась тюремными миазмами. А ведь она в моем небогатом гардеробе лучшая.
Мой путь лежал в самый центр города: именно там я и снял себе мансарду, когда решил жить отдельно от матери и сестры. Компанию мне составлял Слайн Леднинг, мой недавний знакомый. Вместе с друзьями я случайно попал к нему на вечеринку в честь того, что Слайну удалось сбагрить одну из своих картин. Слайн – художник, причем явно не без божьей искры. Вот только растрачивает он свой талант на такую мазню, что порой даже зубы сводит от негодования.
Кому-нибудь приходилось рассматривать, например, нарисованный цветущий сквер одним глазом, так как рассматривать шедевр двумя невозможно – все расплывается? Так вот, представьте себе, что у вас не два глаза, а все четыре, и картинка смазывается еще сильнее. Представили? То-то же! Я бы назвал работы Слайна дикой смесью сюрреализма с гротеском, хотя сам он утверждает: это новое направление в искусстве. Ну-ну. Каждому хочется дать многострадальному искусству что-нибудь новое. Но во всем остальном Слайн – замечательный человек.
Оказался я на той вечеринке благодаря своему лучшему другу Дугу Кайлеру. Он спешил куда-то в компании нескольких парней и девиц, когда мы случайно повстречались на улице. Среди девиц, кстати, одна оказалась весьма симпатичной, и именно из-за нее я и решил последовать за другом. С ней и остался, когда все гости ушли.
