Братан!
Сказать, что Валентин почувствовал себя мерзко — ничего не сказать. О чем он, эта гнида? На зоне такие чушки боялись заговорить с Валентином, сторонились смотрящего даже взглядом. Во всем виде Рубца было слишком много несоответствующего его положению: мелкий, вертлявый, с реденькими пшеничными волосами и бегающими голубыми глазками, в красном, не по мерке, пиджаке, рукава которого он беспрестанно одергивал к локтям, обнажая бледные кисти. На безволосых пальцах его, под широченными перстнями, скрывались бледно–синие наколки.
Директор, мать его! Да он за последнего баландера не сойдет, а разносчиками всегда берут мужиков крупных — чтобы по десять похлебок за раз донести, да случись заварушка, вовремя дать деру, расчищая площадку профессионалам — головорезам с дубинками, наручниками и стволами.
Что ж, приходилось привыкать к тому, что за тюремными стенами все перевернуто с ног на голову.
— Нужны спецы, — продолжал разглагольствовать Рубец, — а с теми, кто трется вокруг, и так перебор. Менты, налоговики, санстанция бля, таможни. Хорошо, что я, так сказать, из этой сферы, так хоть с крышей вопрос решен.
Он решил с крышей! Блядь, неужели теперь на воле кругом такие вот авторитеты?! Не был бы Валентин голоден, как выброшенный за забор состарившийся сторожевой пес, он бы уже заблевал свежеотремонтированный кабинет.
— В общем, место я тебе нашел, — Рубец поднялся и подошел к окну, выходившему на овощные ряды.
Валентин тоже встал и стал смотреть вниз — туда, где из движущихся навстречу, чтобы перемешаться друг с другом, потоков людей, то там, то здесь выпадали одинокие фигуры и, словно перебежчики, устремлялись под навес овощного павильона. Еще с минуту их потускневшие силуэты можно было различить в полумраке, после чего они растворялись под тенью гигантской пластиковой крыши, а когда выплывали назад — чтобы вновь унестись могучей людской рекой, их было уже не узнать — казалось, и одежда на тех, прежних, была другая, а уж баулов в руках — так точно на порядок меньше.
— Супер! Что скажешь, а! — Рубец толкнул Валентина плечом, и Касапу поморщился — то ли от внезапно удара, то ли от идиотского слова.
— Что скажешь, старик? — повторил, усаживаясь за стол, директор.
Тут же в кабинет вошли три крепыша в кожаных куртках, и Валентин решил, что у Рубца где–то под столом спрятана кнопка, которую он незаметно нажал. Не сказав ни слова, здоровяки уставились на хозяина, не удостоив Валентина даже случайным взглядом.
