Проходя по полуразрушенным, заросшим зеленью, залам, я наблюдал осколки, похожие на стеклянные, в изобилии валявшиеся на земле. Крыши не было. Она обвалилась, и, похоже, разбила нечто, оставив на полу груды черепков, и много, много света в итоге.
— Я пойду, поищу его там, если что зови, — отвлекла меня от обозрения окрестностей Лира.
— Хорошо, — я мельком взглянул на нее, но увидел только спину, она уже почти завернула за угол, и вернулся к осмотру комнаты, в которой я в данный момент находился. Подобрав осколок побольше, я стал рассматривать его, вертя в руках. Осмотрев, наконец, его, я заключил, что это был кварц. Пластина толщиной не более половины сантиметра на изломе была матово–белой. А будь это обычное стекло, цвет излома был бы слегка зеленоватым. На плоскостях пластины были нанесены какие–то знаки. Очевидно, это были письмена Атлантиды. Разобрать их было практически невозможно. Да и их письма я не понимал. Осколки из прозрачных стали матово–белыми, и знаки определялись только на ощупь, так как имели рельеф, выступающий над плоскостью пластины. Иные же были утоплены в нее. Знаки сами по себе изначально были белые на прозрачных пластинах, а так как кварц, как и стекло со временем кристаллизуется, приобретая матовую, отливающую белизной окраску, то надписи на пластинах по цвету слились с остальным объемом пластин и все в итоге стало молочно–белым, почти неразличимым.
Но тогда им, наверное, было несколько десятков, а может и сотен тысяч лет, так как чтобы кварц стал белым на сотую долю миллиметра, необходимо было пройти двум трем тысячам лет, ибо таким медленным был процесс самопроизвольной кристаллизации кварца, и вообще стекла.
Оказывается, люди того времени вовсе не были профанами и достаточно хорошо разбирались в материалах, потому, как кварц за исключением конечно хрупкости был практически вечным материалом, и записанную на нем информацию можно было оставить надолго, очень надолго. Они явно не прогадали, выбрав кварц в качестве материала для носителя информации, хотя можно было взять еще и золото. Оно, правда, мягкое, легко мнется, но тоже практически не подвержено коррозии. Проходя дальше по комнатам, говорю по комнатам, так как обходил стены, проходя периодически в дверные проемы (то, что от них осталось). Самих дверей уже давно не было. Наверное, истлели со временем, за тысячи–то лет. Наблюдал то тут, то там уже почти целые пластины, и не полностью белые, как были ранее осколки, а местами. Они, скорее всего, были как–то упакованы, и поэтому меньше подверглись действию окружающей среды (перепады температур, влажности, как правило, ускоряют процесс кристаллизации). На них имелись все те же знаки причудливой формы. Некоторые таблички, хорошо сохранившиеся, были уложены стопками и проложены тканью. Очевидно, Макс уже успел с ними поработать.
