– Мы добродушны и ленивы. Нас можно застать врасплох. Мы медленно запрягаем. Но если у вас первое поражение – это повод сдаться, для нас – лишь начало беседы. И тогда мы упираемся и стоим насмерть. А там, как говорил мой отец, чужого нам не надо, но свое мы отберем!
Ингрид улыбнулась, чуть склонив голову и не спуская зеленого взгляда с затвердевших скул Ратияра.
– А так не злые мы… Чего злобствовать, если все есть? У вас одно море, а у нас – вон сколько их! Неба – море. Земли – море. Лесов – океан! Посмотри!
Ратияр снова улыбнулся, раскинул руки, задрав лицо в глубокую синеву с целой стаей позолоченных Даждьбогом облаков. День клонился к концу, улыбаясь устало и мягко, кроны деревьев на склонах пологих холмов пушились, будто клубки зеленой шерсти, голубая кромка лесов во весь горизонт смыкалась в великанское объятие.
– Здорово, правда?
Лед Ладоней кивнула, вытащила из нарядной ташки, украшенной серебряными пластинками, кусок бересты, нацарапала несколько строчек.
– Северное сияние? А что это? – не понял Ратияр.
Спица быстро заблестела на солнце.
– Занавески? На небе? Не видал… – Юноша заметил, как поджались резко очерченные губы, и торопливо добавил: – Но это не значит, что у нас этого не бывает. Может, происходит. Но редко…
Они бродили до темноты. Ратияр показывал цветы, называя их имена, Ингрид писала их названия по-скандинавски.
– Иван-чай, – сказал Ратияр, показывая рукой на фиолетовые острова, волновавшиеся ветром на лугах, – если у лета есть сердце, то оно вот такого цвета.
«Он похож на цветы у наших горных озер», – написала Ингрид. Она спрыгнула со старой кобылы, которая тут же шумно и укоризненно вздохнула, и побежала рвать цветы для венка.
Сплела большой, мохнатый от зелени, с желтыми одуванчиками, голубыми колокольцами и белыми звездочками тысячелистника, со смехом нахлобучила Ратияру на голову. Юноша улыбнулся в ответ, осторожно поправляя корону Конунга Трав, как назвала его Лед Ладоней.
Потом они забрели в лес, прошли вдоль усеянной солнечными лоскутами опушки, обменивались именами деревьев. Когда на небе высыпали первые звезды, свернули домой. Заметно уставшую Ингрид Ратияр посадил на вновь недовольно вздохнувшую Нафаню.
– Вон, видишь, в небе будто молоко разлили? Это Утиная Дорога. Она перелетным птицам осенью путь указывает.
«Путь Одина», – царапала на бересте девушка.
– А там – Ковш, его еще Сохатым называют. Самая яркая звезда в нем – Кол. Ну, на который конскую привязь набрасывают.
