Часто заходил Ратияр. Хмурившейся Мирославе объяснял, что учит с чужачкой язык норегов – и правда, учил. А потом весь вечер что-то вполголоса рассказывал Льду Ладоней, пока недовольная Маланья не зажигала огоньки в плошках со свиным жиром.
* * *
Так прошли зима и весна. Вестей от отца Ингрид по-прежнему не было, и Барсук посоветовал обратиться к дальней родне Ратмира – ярлу свеев Браги Сигурдсону и позвать его на помощь в будущем путешествии. Тот откликнулся охотно и передал весть, что прибудет как только закончит весенний поход – ближе к середине лета. На общем совете старик призвал подождать родню с севера. Ратияр не возражал.
Когда Ингрид окрепла настолько, что Барсук разрешил ей долгие прогулки, Ратияр сажал девушку на Нафаню, и троица выходила в поля за курганы. Она до сих пор с улыбкой вспоминала, как он в первый раз тогда зашел к ней, а следом просунулась оседланная Нафаня, жующая клок свежей травы. Оба были веселы.
– Солнце в дуб[17], а ты сидишь! – Ратияр чуть не подпрыгивал на месте от нетерпения. – Барсук разрешил сегодня тебе с нами! Идем быстрее!
Ингрид, сама от себя не ожидав, повела себя как та маленькая девочка с норвежского фьорда: забегала, засуетилась, выставила Ратияра и Нафаню за порог, принялась сарафаны примерять, потом сама на себя разозлилась за суету и нарочно выбрала самый простецкий, из некрашеного льна. И все равно заметила, как глаза Ратияра блеснули, когда он увидел ее в красном плаще при серебряной фибуле и сверкающей цепи, что поддерживали две овальные броши на груди.
Парень помог ей забраться на лошадь, а та нетерпеливо запрядала ушами в ожидании долгой прогулки.
– Ну идите, идите, – прошамкал старик, провожая их за околицу.
Он долго смотрел им вслед, покачивая головой и прислушиваясь к смутному чувству тревоги, что росло в груди день ото дня.
* * *
– Даже ветер шумит по-особенному. – Ратияр остановился у высокого кургана, присел на корточки и коснулся густой травы на насыпи. – Отец здесь лежит.
Он прищурился, помолчал.
– Скегги называл это быстрой войной. Люди из-за моря часто приходят к нам, чтобы жечь и грабить. Вы привыкли к набегам из-за угла и считаете это войной. Резню безоружных – победой. Привыкли думать, что если первая атака успешна, то побежденным остается лишь задрать лапы кверху и подставить горло. С кем-то так и получается. А с нами не проходит. И вряд ли когда-нибудь пройдет. Характер не тот.
Убийца Пса сорвал травинку и сунул в зубы.
