Мечты о таинственной «неведомой» стране, стремление к стране, «очарованного там», живут силой воспоминаний. Потому то герой едва ли не самого характерного из стихотворений Жуковского, «Теон и Эсхил», перед гробом своей давно умершей возлюбленной произносит проникнутые чувством меланхолической надежды слова.
О нет, никогда не погибнет их (прежних дней) след;
Для сердца прошедшее вечно…
И скорбь о прошедшем не есть ли, Эсхил,
Обет неизменной надежды,
Что где-то в знакомой, но тайной стране
Прошедшее нам возвратится…
А этот безмолвный, таинственный гроб…
О друг мой, он верный свидетель,
Что лучшее в жизни еще впереди,
Что верно желанное будет…
Воспоминания о прошлом, надейся на будущее – вот смысл этих слов и вместе с тем конечный итог жизненной мудрости Жуковского…
Если романтики не знали пути, который бы привел их и светлому будущему, если они при всех своих бурных порывах кончали гордым удалением от «суетного мира» и вспышками бессильного гнева против «общества», то все же они стремились к чему-то, сильно хотели чего-то, иногда склонны были вмешаться в «самую гущу жизни». Наполовину романтик, наполовину последователь сентиментализма, Жуковский стоял на почве квиетистического миросозерцания.
Но при всем том, его заслуги в ходе развития русской литературы неизмеримы. Жуковский – бесспорно первый по времени русский истинный поэт. В деле выработки поэтического языка русская литература ему обязана, не меньше, чем его ученику Пушкину.
Для ценителей поэзии до сих пор плоды его творчества служат и долго будут источником истинного наслаждения.
«Курьер», 1902 г., № 101
