запах пробуждения наполнял грудь, когда теплые вещи были повешены в шкаф, а дышать
стало легко и приятно, Ксю встретила Его. Сразу поняла, что Он и есть ее суженый.
Свободное время сжалось до размеров игольчатого ушка, и Деда сразу заметил перемену.
– Ты счастлива? – он вновь улыбался.
– Да! – она кидалась ему на шею, спеша заключить его в объятия.
– Как зовут?
– Борис…
А потом они вновь ругались из-за какой-то ерунды. Боже, дай мне сил!
Когда это случилось, Ксю знала, что третий раз будет последним.
В приемном покое до старого пенсионера, доставленного «скорой», не было никакого
дела. Молодой врач занимался другими – молодыми и неплохо обеспеченными. Пришлось
ругаться, выяснять отношения и давать денег, чтобы Деда определили в палату.
– Я все понимаю, это твой крест, но нельзя же ставить крест и на себе! – Борис держал ее
за руку и заглядывал в глаза, целиком и полностью разделяя ее горе.
И Ксю сдалась, наняла сиделку, аккуратную и приятную в обхождении женщину в
возрасте, медсестру со стажем, приехавшую в город из глубинки заработать на хлеб
насущный. Теперь Деда был всегда под присмотром, умыт, помыт и опрятно одет. Плохо
только, что почти не говорил, и для введения пищи ему вынужденно поставили катетер.
Часто метался в бреду, его кидало то в жар, то в холод, воздух проникал в легкие со
страшным хрипом, а врачи не хотели или действительно не могли ничего сделать, чтобы
облегчить страдания.
Ксю старалась бывать у Деда как можно чаще, но личная жизнь, в которой все
складывалось как нельзя лучше, отнимала все больше времени. Она готова была
воспарить над землей, но болезнь любимого Деда якорем тянула вниз.
Видя его нечеловеческие муки, она вновь молила Господа: освободи его от страданий, облегчи боль, позволь умереть…
Однажды, когда Деду стало совсем плохо, Ксю схватилась с врачом, которого совершенно
не волновала судьба старика. Разнесла наглого и самодовольного павлина в пух и прах, и, поддавшись напору, тот сделал единственный укол.
Сначала Деда трясло, и он молил согреть его. Ксю накрывала его двумя одеялами и
обнимала, стараясь одарить своим теплом. Затем ему стало жарко, он вспотел, и пришлось
делать холодный компресс. Потом укол, наконец, подействовал, хрипы пропали, дыхание
наладилось, и Деда открыл глаза. Осмысленный взгляд проник в ее душу. Слов не было
слышно, только едва заметно шевелились обескровленные пересохшие губы:
– Как же не хочется умирать…
Ксю снова плакала…
Телефонный звонок застал ее в любящих объятиях Бориса. Она специально взяла на
