– Это мой крест, и я должна пронести его до конца…
А крест с каждым днем становился все тяжелее, и нести его оказывалось все труднее. Деда
старался не досаждать ей, ценил заботу, но старый и больной, практически беспомощный, расстраивался все больше, закатывая истерики. Всю свою жизнь отдавший труду,
знакомый со многими уважаемыми и даже великими, человек деятельный, не
позволявший себе лишний раз расслабится, чрезвычайно требовательный, прежде всего к
себе, перед лицом смерти он оказался совершенно беспомощным. И беспомощность вкупе
с бездеятельностью доводили до исступления остававшийся острым ум. От того обиднее и
больнее было угасать.
Застав его перед телевизором, Ксю весело улыбалась и задавала вопрос:
– Ну, что там новенького?
В ответ он грустно отрывал глаза от экрана:
– Ты же знаешь: моя голова пуста. Я не запоминаю больше информацию.
И у нее сжималось сердце. Понимая, что дни его сочтены, она старалась скрасить каждый.
Старалась не обращать внимания на его упреки, старалась угодить во всем. А глядя с
балкона, как при хорошей погоде Деда вяло шагает на лавочку возле подъезда и
прищурившись, смотрит на солнце, думая о чем-то о своем, она молила Всевышнего
только об одном: дай мне сил дойти до конца, дай сил выстоять, не оступиться в конце
пути!
Теперь он все чаще предавался воспоминаниям, рассказывая о своей трудной, но
насыщенной событиями жизни, жизни достойной, в которой никогда не было места лени, и она узнавала его совсем с другой стороны. Но заканчивалось все всегда одинаково:
– Как же я устал, Ксю, – Деда тяжело вздыхал, снимая очки, тер переносицу. – Зачем такая
жизнь? Пора бы уже на покой…
И Ксю вновь было очень больно. Она видела, что своей заботой уже ничем не может
помочь, Деда и вправду потерял всяческий вкус к мирскому существованию. Для него
ничего не осталось на земле, и он только обуза…
Она пыталась спорить, но Деда стоял на своем:
– Я умру, и тогда ты будешь счастлива.
Он был благодарен ей за все, что было. Но они все больше ругались и выясняли
отношения. Стараясь ее не обижать, он, тем не менее, стал по-стариковски безжалостен.
Он больно ранил ее словами, а она тщетно старалась доказать казалось бы очевидные
вещи. Конец был всегда один: она разворачивалась и хлопала дверью, оставляя его одного
в комнате. А он хотел бы уронить скупую слезу и не мог понять: как же так случилось, что
они кричат друг на друга?
Утешая себя, Ксю всегда говорила: это мой крест!
Однажды весной, когда город покрылся молодой изумрудной зеленью, когда приторный
