В центре Европы["Аврора", 1985, № 7] | страница 7

— Всегда получаешь меньше, чем ожидаешь, а при встрече с прошлым…

Он не договорил, поскольку и так все было ясно, и продолжал неспешно продвигаться по незнакомой почти что улице в сторону бывшей комендатуры, где он угощался у лейтенанта со странной фамилией Бубна бледным и жидковатым пивом; оно производилось, несмотря ни на что, где-то в округе и поставлялось коменданту с почтением. Рядом с комендатурой был, помнилось, богатый брошенный особнячок, захваченный штабом саперного батальона, в котором служили тогда славные ребята Коля Густов и Дима Полонский, а потом пришел служить и капитан Тихомолов, оставивший дивизионную газету.

Постепенно в памяти Тихомолова стало что-то оживать, и он сам помолодел, вдруг увидев себя в гимнастерке, подпоясанной ремнем, в брюках галифе и хромовых сапогах. Таким вот и хаживал он с друзьями по этой улице, рассуждая о жизни и будущем, о литературе и эпохе, задумываясь порою и над чужой жизнью, скрытой от нас стенами, стеклами, шторами. Они еще не могли тогда назвать каждого немца братом, но именно в те дни люди заново начинали осознавать себя соседями по планете, приходили к простой, забытой в сражениях истине, что люди не могут быть вечными врагами между собой и сама вражда не может быть вечной.

Многое зависело тогда в мире от тех юнцов и тех взрослых, что ворвались со своими танками и «катюшами» в Германию, разгромили фашистскую армию и всю государственную машину и увидели перед собой мирных жителей, безоружных и робких. Немцы боялись нашей мести, и те, кому особо следовало бояться ее, уходили на запад, под крылышко наших тогдашних союзников, другие же оставались дома и ждали, присматривались к русским… Многое тогда зависело от поведения наших солдат — и они оказались удивительно мудрыми и человечными.

Они первыми протянули руку немецкому ребенку — руку с хлебом или с небогатой пайкой солдатского сахара, а потом и взрослых позвали к своим походным кухням…

— Мы можем зайти в какой-нибудь дом и поговорить, — предложила Майя, не первый раз сопровождавшая советских писателей.

— Удобно ли? — усомнился Тихомолов.

— Я скажу, что вы — русский, и могу гарантировать любезный прием в любом немецком доме на территории ГДР, — сказала Майя. — Можете мне поверить, — продолжала она, все еще видя на лице Тихомолова неуверенность. Я уже давно живу здесь, разговариваю, как настоящая берлинка, у меня есть близкие друзья среди немцев… и очень близкий друг — тоже немец, так что здесь со мной откровенны. Никаких недобрых чувств или подозрительности к русским здесь нет, все хотят нам добра. Да-да, нам — ведь в душе я москвичка и все советское для меня — родное навсегда.