В-третьих, отдельные высказывания (а иногда и все сказанное) моих собеседников вообще не поддаются ни литературному, ни псевдолитературному переводу. Так, например, ниже приведены истории, рассказанные десятью сидельцами, а всего в различное время моими собеседниками были более 20-ти человек. Однако, в силу особенности речи некоторых, я не счел нужным излагать их истории, так как если убрать мат, то получилась бы история примерно следующая: «Че базарить, взяли, да по беспределу опустили». Но в то же время хочу отметить, что удачей явилось то, что мои собеседники принадлежали к разным кастам. Пидоров среди них не было - базарить с пидором я считаю заподло даже на воле. А вот остальные были и блатными (некоторые – весьма авторитетные), и краснорогими (тоже, в общем, заподло, но не такое, как базарить с пидором), и мужиками разной степени козырности.
И, наконец, в-четвертых. Лично я сам был очевидцем лишь двух из приведенных ниже историй, все остальное – истории, рассказанные другими сидельцами в моем изложении. Поэтому прошу понять, данные писульки является хоть и псевдо, но всеж таки литературными произведениями. Поэтому иногда я позволял себе преувеличивать и приукрашивать, а иногда кое-что и менять, но основа всех рассказов это истории, рассказанные самими зеками. Естественно, я не могу поручится за их достоверность: зекам вообще свойственно привирать, к тому же во время рассказов все мои собеседники выпивали.
В большинстве случаев рассказ ведется от первого лица. Это вовсе не значит, что я сам и есть свидетель события. Просто от первого лица мне было удобнее. Есть такие произведения, где от первого лица, рассказывают, на самом деле, несколько человек.
И последнее. Имена, фамилии, клички (погоняла, погремухи), названия географических пунктов, номера зон и вообще любые данные, позволяющие идентифицировать кого-либо или что-либо, изменены мною до максимальной степени неузнаваемости. Даже в том случае, когда сюжет рассказа завязывается вокруг, например, смены погоняла. Я совершенно не желаю, чтобы кто-либо узнал в рассказе себя или свою зону. Причина тут проста: на самом деле в арестантской среде рассказывать истории о жизни ТАМ, считается если не заподлом, то уж косячком точно. Так как жизнь на зоне это вовсе не цирк и не театр, это очень суровая правда жизни и событий для радости и веселья там совсем не много, а уж тех, которыми их участники могли бы гордиться, пожалуй, и вовсе нет. А выставлять на показ трагические или унижающие кого-либо истории, согласитесь, по меньшей мере, не порядочно. Более того, в одном из произведений рассказано, как один человек, любивший рассказывать такие истории, серьезно за это потом поплатился.
