Шарик уверенно, точно домой, бежал по тропинке прямо к хижине Пинема.
Коля Сабуров и Гриша вынесли Моню на циновке наружу и теперь все трое весело встречали возвращающихся купальщиков. Из дверей лачуги на них смотрели хозяева, старая Хити, Пинем и Фоше.
Пришли и сейчас же посыпались взаимные вопросы, а когда они закончились, Ваня Петенко, подсаживаясь к Моне на циновку сказал:
— Ну, ребята, будем пить чай… здорово хочется после купанья, да и закусить не мешало бы.
— Вали ребята за хворостом, — распорядился Сережа, но исполнить это было не так-то легко. Ребята вернулись с пустыми руками.
— Бабушка Хити, дайте нам фунтика два навозу, — попросил Сережа, забыв совсем, что она не понимает по русски. Дядя Масперо, улыбаясь, перевел его просьбу.
И вот, когда солнце на западе погрузилось за далекие зазубрины дюн и стало быстро темнеть, у лачуги Пимена уже весело горел огонек.
Над огоньком висел пионерский походный чайник, а вокруг чайника сидела вся наша советская братва, Шарик, дядя Масперо, Фоше и дедушка Пинем. Бабушка Хити ни за что не соглашалась подсесть к огоньку. Она все еще побаивалась волшебников.
— Ну, начинай, ребята, «молодую гвардию», предложил Сережа. Ребята любили петь эту песню и она бодро и радостно зазвучала у костра под звездным пологом южной ночи.
На звуки ее сбежались молодые и старые египтяне, мужчины, женщины и дети, и плотной стеной окружили костер.
Отзвучала песня и полилась беседа.
— Ну, Фоше, расскажи нам, что у вас нового на постройке пирамиды. Поколотили тебя палками за опоздание? — спросил Масперо по-египетски и потом ответ его перевел нашим ребятам.
— Да, — с грустной улыбкой ответил Фоше. Раз двадцать надсмотрщик больно ударил меня палкой. Спина и плечи болят еще и теперь.
— Но как же вы позволяете себя бить? — с возмущением спросил Сережа. — Но Фоше не ответил на этот вопрос, а Масперо сообщил нашим ребятам, что египетские крестьяне такие яге крепостные, забитые и угнетенные, какими были русские крестьяне, когда в России правил царь и дворяне; на них смотрят, как на домашних животных и также при всяком удобном и неудобном случае бьют их палками, чтобы заставить работать до полного изнеможения.
Крестьянин или рабочий уходит на работу утром на заре и возвращается только с заходом солнца.
Заработка, добываемого с таким трудом, едва хватает на пропитание семьи. Плата выдается большой частью натурой: несколько четвериков хлеба, отмеренного скаредной рукой, несколько мер масла, несколько соленых рыб-вот и все, что рабочим выдается за месяц непрерывного тяжелого труда.
