Она не ожидала, что он будет рисковать своей жизнью, что его смерть может быть реальной. Минерва не думала, что он предвидел что-либо, так как в таких ситуациях никогда не было времени для хладнокровных расчетов, взвешиваний фактов.
Когда решается вопрос жизни и смерти, надо действовать быстро, и верить, что все получится. Как Ройс. Он отдал приказ своим кузенам, и они инстинктивно послушались его; теперь они могли сомневаться в мудрости своего поступка, но тогда они поступили так, как он просил.
И это было все, что имело значение. По ее мнению, конечный результат стоил этого, но так считали только она, Ройс и небольшая горстка гостей. Остальные думали, что она была не права.
Конечно, они не думали бы так, если бы девочка по праву рождения относилась к высшему обществу.
Положение обязывает; другие явно интерпретировали эту фразу иначе, чем она и Ройс.
Шали с брошью здесь не было. Нахмурившись, Минерва сложила вещи и открыла крышку сундука.
— Ага.
Как она и подозревала, Сесилия бросила брошь с шалью в сундук; отцепив брошь, Минерва положила ее в карман. Положив шаль обратно в сундук, она опустила крышку и встала.
В коридоре послышались шаги.
Тихие, уверенные шаги…Ройса.
Он остановился в дверях.
Обычно Ройс двигался невероятно тихо. Он позволил ей услышат его шаги потому, что знает, что она здесь? Или потому, что думает, что рядом никого нет, кто бы мог его услышать?
Минерва попятилась вглубь сцены; тяжелый бархатный занавес, в данный момент опущенный, позволил ее скрыться от его глаз. Осторожно раздвинув пальцами занавес, она посмотрела в щель.
Ройс стоял в дверях. Осмотрев комнату, медленно вошел, оставив дверь распахнутой настежь.
Еще больше напрягшись, чем раньше, девушка наблюдала за тем, как он идет по проходу. Остановившись на полпути к сцене, Ройс сел на стул; звук ножек стула о пол прозвучал отчетливо в тишине. Поставив предплечья на колени, он переплел пальцы. Создавалось впечатление, что герцог внимательно изучает переплетенные пальцы рук.
Ройс снова задумался над тем, что собирается сделать, но отмел все отговорки.
Несмотря на свою беспечность, он прекрасно знал, что мог сегодня умереть. Он и раньше находился в подобных ситуациях; он чувствовал прикосновение ледяных пальцев смерти. В этот раз все было иначе: он впервые почувствовал сожаление. Сожаление, остро и ясно, стучало в его голове в тот момент, когда ему показалось, что рука Филиппа слишком далеко.
Его главное сожаление было о Минерве. Если бы он умер, то не узнал бы ее. Не только в библейском смысле, но и в более глубоком. Положа руку на сердце, он мог поклясться, что он никогда не хотел ни одну женщину, так как ее.
