, в котором Раде, стихотворец третьего сорта, высмеивает магнетизм. Но он прогадывает, ибо фанатики месмерианства не допускают даже в театре шуток по адресу своего кумира. И вот представители громких фамилий, слишком гордые, разумеется, для того, чтобы самим утруждать свои уста, посылают в театр лакеев, чтобы те освистали пьесу. Во время представления какой-то королевский государственный советник бросает из ложи в ряды слушателей печатную брошюру в защиту магнетизма, и когда на следующий день недальновидный автор пьесы Раде направляется в салон герцогини Вильруа, она через своих служителей указывает ему на дверь: она не принимает субъектов, которые осмеливаются "издеваться над новым Сократом наподобие Аристофана"
[73]. День ото дня сумасшествие нарастает, и чем больше непризванных начинают развлекаться новою салонною игрою, тем фантастичнее и нелепее становятся крайности увлечения: в присутствии принца Прусского и при наличии всех членов магистрата в полном служебном облачении подвергают в Шарантоне магнетизации старую лошадь. В замках и парках возникают магнетические лужайки и гроты, в городах - тайные кружки и ложи, дело доходит до открытых схваток врукопашную между приверженцами и противниками системы и даже до дуэлей; короче говоря, вызванная Месмером сила выходит за пределы своей собственной сферы, медицины, и заполняет всю Францию опасным и заразительным флюидом снобизма и истерии - месмероманией.
АКАДЕМИЯ ВМЕШИВАЕТСЯ В ДЕЛО
Перед лицом этой яростно распространяющейся эпидемии не приходится уже рассматривать Месмера как нечто с научной точки зрения несуществующее. Возможность или невозможность жизненного магнетизма превратилась из предмета городских толков в дело государственное, и ожесточенный спор должен наконец получить разрешение с высоты академической кафедры. Интеллектуальные круги Парижа и дворянство почти целиком за Месмера, королева Мария Антуанетта, под влиянием принцессы Ламбаль, всецело на его стороне, все ее дворцовые дамы обожают "божественного немца". Лишь один человек во всем Бурбонском дворце смотрит на всю эту магию с упорным недоверием - это король. Абсолютно чуждый неврастении, с обложенными жиром и флегмою нервами, обжора в стиле Рабле[74], с отличным пищеварением, Людовик XVI не в состоянии проявить особого любопытства к вопросам врачевания души; и когда перед отъездом в Америку ему представляется Лафайет, благодушный монарх весело посмеивается над ним: "Что-то скажет Вашингтон по поводу того, что он пошел в аптекарские ученики к господину Месмеру". Он ведь против всяких беспокойств и треволнений, добрый, толстый король Людовик XVI; в силу какого-то внутреннего чутья он ненавидит революции и новшества также и в области духовной. В качестве человека делового и основательного, любящего порядок, он высказывает поэтому пожелание, чтобы внесли наконец ясность в эту бесконечную распрю по поводу магнетизма, и в марте 1784 года он подписывает указ на имя Общества врачей и Академии, чтобы они немедля подвергли официальному рассмотрению магнетизм как в его полезных, так и вредных проявлениях.
